Роль православия в жизни русских – предмет различных мифов и спекуляций самой разной «идейной направленности», но одинаково ложных. Попытаемся же рассмотреть этот вопрос объективно.
Случилось так, что Полтавскую битву выиграли не русские, а шведы и казаки-мазепинцы. Царь Петр погиб, а Мазепу пригласили на русский престол. Бодрый старик женился на молоденькой и стал родоначальником династии Мазеп, которая и правила вплоть до царя Миколы II. Государство же называлось «Русь Посполитая». Русские люди оказались «младшими братьями» русинов-украинцев. Об этом написано в романе украинского журналиста и русского литературоведа Олега Кудрина «Полтавская перемога».
Автор и добрый друг "РЕ" Валерий Соловей 11 мая прочтет в Санкт-Петербурге лекцию с интригующим названием "В начале эпохи перемен". Мы не знаем содержания лекции, но предполагаем, что она будет созвучна тексту, недавно опубликованному Валерием Дмитриевичем на "РЕ": "Система не просто изжила себя, она стала главным препятствием на пути развития страны – таково массовое ощущение элиты и сознательных слоев российского общества... в России исподволь сформировались два широких консенсуса: 1) необходимо выйти из путинской системы; 2) видение новой желательной системы оказывается в основных своих чертах демократическим и либеральным".
Подробнее о лекции: https://www.erarta.com/ru/calendar/events/detail/ae246500-244a-11e7-ab35-8920284aa333/
Сергей Сергеев, отмечая слабую ассоциированность людей в РФ, предлагает ввести понятие «служилый народ» в качестве универсально объясняющего данный наблюдаемый факт. При этом «служилость» народа он промысливает прежде всего как «государство накладывало на каждый социальный слой особое тягло, при этом никак не фиксируя его прав и не допуская к управлению государством», т.е. как положение подданства и бесправия.
Помню, как в детстве моя набожная бабушка говорила: «Вот как помрет Брежнев, так и война начнется». Надо сказать, что такие высказывания от пожилых (и непременно набожных) людей мне доводилось слышать неоднократно. Война воспринималась как следствие утраты некоего сдерживающего фактора, воплощением которого был здравствующий правитель. Причем, речь совсем не шла о его неутомимых делах в борьбе за мир. Крушение мира понималось мистически, независимо от реальных действий правителя (отметим, что пожилые люди не особо-то и вникали в международную политику). И даже личность главы государства сама по себе роли не играла – важен бы статус как таковой: наш правитель-де сам по себе есть сдерживающий фактор - в силу каких-то необъяснимых, чуть ли не сверхъестественных качеств.
В конце XVII в. военная конфронтация ислама и западного христианства закончилась поражением мусульманского мира. Сражение под Веной 12 сентября 1683 г. и Карловицкий мир 1699 г. означали не только прекращение османской экспансии в Европе. Это был отказ ислама от претензий на мировое господство. В глобальном противостоянии двух миров победителем вышел Запад. Это в решающей степени предопределило дальнейший ход мировой истории. Весь второй период Нового времени (1683—1918) проходил под знаком бесспорного интеллектуального, военно-технического и культурного превосходства Запада. Его социальные и духовные ценности, его стиль жизни приобрели всеобщее значение, став образцовой моделью “цивилизации”, своего рода эталоном, на который стали равняться во всех частях земного шара.
Удивительно, что Владимир Сергеевич Печерин – человек, живший «в коконе», всю жизнь стремившийся к полной личной независимости, «совершенному уединению», и бежавший как слишком тесных связей, так и конфликтов, становился героем громких слухов скандального характера – причем как среди современников, так и в потомках. Так, он «умудрился» приобрести славу завзятого и непримиримого ненавистника России и всего русского, получив эту сомнительную известность благодаря двум строфам включенного в послание друзьям стихотворения: «Как сладостно - отчизну ненавидеть / И жадно ждать ее уничтоженья…».
Чувство необходимости национального освобождения на просторах Российской Федерации оседлало многие умы. При том довольно часто это чувство операционализируется в дискурсе на уровне «демократия – это власть демократов», оставляя серьезные лакуны в самом фундаменте риторической позиции «освободителей», и это требует хорошего обстоятельного разговора на тему свободы в обществе.
I
Безоговорочное и непримиримое противопоставление России Западу, Запада России есть ядро идейного комплекса, любопытного прежде всего тем, что его создали и дружно развивали ни в чем другом не согласные между собой умы: исключительные приверженцы всего русского в России и фанатические поклонники Запада на Западе.
Я хорошо помню, когда я впервые увидел Навального. Тогда это был Навальный здорового человека. На дворе стоял октябрь 2006 года. Я, первокурсник, только-только начавший интересоваться политикой, оказался в офисе движения «Демократическая альтернатива», который располагался недалеко от Овчинниковской набережной. Не очень многолюдное собрание во главе с Машей Гайдар (да, той самой, что за бочку варенья да корзину печенья 10 лет спустя отказалась от российского гражданства и стала советником Порошенко) обсуждает, что же делать с предстоящим «фашистским шествием», то бишь Русским маршем.
Занимательно проследить, как менялось обоснование «казахской латиницы» всего лишь за последние десять лет.
К вопросу о (не)возможности русской нации
Предложенный С. Сергеевым текст-«провокатор», несмотря на свой небольшой объем, структурно сложен для предметного обсуждения, так как выполнен в трех различных дискурсивных модальностях – так, в нем присутствуют гетерогенные элементы: 1) фактической констатации политического бесправия русских в условиях архаичной по меркам модерна путинской тирании патримониального типа, 2) нормативного представления о демократическом государстве-нации современного типа, выступающего в качестве образца для нынешней России и 3) исторического по форме, но политического по интенции археологического или генеалогического анализа того режима власти-собственности, что утвердился в РФ с начала 2000-х. В своей реплике я попытаюсь отреагировать на все три структурных момента из перспективы социолога-теоретика и начну при этом с последнего.
Полемика в чём-то похожа на теннис. Игрок обязан отбить мяч на ту сторону сетки – но так, чтобы другой игрок не смог его отбить. Отсюда всякие «кручёные удары» в теннисе и «распределённые тезисы» в полемических текстах. Текст Сергея Сергеева в этом смысле - «кручёный». Состоит он из четырёх частей, связанных исключительно волей автора. Поэтому рассматривать их придётся по отдельности – и, кроме того, ещё делать предположения, зачем он эти части соединил и что хотел этим сказать. Впрочем, последнее довольно понятно.
Статья Сергея Сергеева лаконично, но точно характеризует проблему, которую автор считает ключевой для России. И в признании ее первостепенной важности я с ним целиком и полностью солидарен. От того, сформируется ли в России демократическая нация/общество (а в данном случае эти понятия синонимичны), будет зависеть наша – русского народа и России – будущность и место в истории. Сергеев лишь ставит проблему, не давая собственного ответа на нее. Но тональность его исторического обзора оставляет не очень много места для надежд. Однако если бы Сергей писал свою заметку не до 26 марта (когда по России прокатилась волна антиправительственных выступлений), а после, то, вероятно, толики оптимизма бы в ней прибавилось. Точно так же, как прибавилось оптимизма у русских националистов в оценке собственных перспектив после знаменитого «восстания Спартака» 11 декабря 2011 года на Манежной площади. Наши оценки настоящего и наш взгляд в будущее значительно зависят от сиюминутности, от происходящего здесь и сейчас, и задаваемого им психологического тонуса.
Этой статьёй «РЕ» открывает дискуссию о современном состоянии русского общества – вероятно, самой важной и больной проблеме сегодняшней России. Причём настолько больной, что приходится ставить вопрос весьма радикально: а есть ли оно вообще, русское общество? Можно ли называть обществом миллионы атомизированных индивидов, не только не способных организованно влиять на политическую жизнь страны, но даже не способных кооперироваться для отстаивания своих самых элементарных, насущных интересов?
Вопреки распространённым представлениям о всегдашней отгороженности «русского мира» от вечно гниющей Европы, изначальная, домонгольская Русь XI – перовой трети XIII вв. «еретиками-латинянами» вовсе не гнушалась. Да, в русской духовной литературе той эпохи есть несколько резко полемических текстов против католиков (в основном, написанных греческими иерархами, за исключением св. Феодосия Печерского), но светские власти на них, похоже, не очень-то обращали внимание.