В апреле во Франции президентские выборы. И вот новый кандидат, маркирующий себя как правый, Эрик Земмур называет свое движение Реконкиста. Громко. Эффектно. В контексте торжества толерантности – провокационно. Но что, собственно, планируется отвоевать? Величие Франции. Основное – антимигрантская риторика, плюс отказ от подчинения тирании ЛГБТ. Но на чем эта программа основана? То есть, как исповедуя, по крайней мере, не отрекаясь от основополагающих для современной Франции, более того, ее породивших «свободы, равенства и братства», можно обрести ту почву под ногами, тот ценностный базис, основываясь на котором можно начать подлинную реконкисту?
Конструктивистский подход в исследованиях нации, национализма, этноса и этнической идентичности стал если не общепринятым, то широко распространенным, господствующим. Правда, у собственно историков конструктивизм приживался плохо.
Следствием абортирования большевиками русской философии, посредством парохода и репрессий, стала полная утрата самой способности к дискуссии. Проблема спорящих соотечественников в том, что для них есть самоочевидные, сами собой разумеющиеся истины. Для каждого - свои. И несогласие с оными воспринимается как тотальное негодяйство. Для одних самоочевидны ценность родины и государства, для других - русского народа, для третьих - прав человека и пр. Между тем, никаких, ни одной самоочевидной истины нет. Все - результат некоего интеллектуального консенсуса.
Несомненно соглашаясь с тезисом о том, что «народ не тот», вижу смысл обсудить, чем именно он «не тот» и возможно ли с ним что-то сделать во имя обретения им более «приемлемого» состояния. Естественно, яростный патриот немедленно возмутится и потребует ответа, мол, кто ты такой, чтоб о народе нашем – батюшке судить? Есть еще один базовый, чисто русский вопрос: «Ты меня уважаешь?». Из той же серии. Да, в русском народе есть черты, за которые я его не уважаю. И мне совершенно не интересно, уважает ли он меня.
От автора. Это именно заметки, разрозненные рабочие материалы для концептуальной работы, а не сама работа, попытка поставить проблему, а не решить её. Надеюсь на содержательный диалог с оппонентами.
Ответ Александру Ефремову «Здравствуйте, Василий Витальевич!» Такими словами хочется начать ответ Александру Ефремову. В самом деле, аргументация русских противников «украинства» практически не изменилась со времен В.В. Шульгина. Она мало изменилась, впрочем, и со времен М.Н. Каткова.
Как известно, распад Советского Союза был самой большой геополитической катастрофой XX века. Тем не менее, расставание с азиатскими и прибалтийскими советскими республиками (губерниями Российской империи) прошло относительно безболезненно. Про Молдову, после войны в Приднестровье, все забыли, а вождь Белой Руси быстро и громко объявил о намерениях вернуть единство (искренно или нет, вопрос иной). Подлинная драма заключалась в разрыве с бывшей УССР. С ней уходили родственники и друзья, Крым и Киев, аскетичная Печерская Лавра и весёлая Одесса. Уходили СВОИ и уводили НАШЕ.
Сергей Сергеев, отмечая слабую ассоциированность людей в РФ, предлагает ввести понятие «служилый народ» в качестве универсально объясняющего данный наблюдаемый факт. При этом «служилость» народа он промысливает прежде всего как «государство накладывало на каждый социальный слой особое тягло, при этом никак не фиксируя его прав и не допуская к управлению государством», т.е. как положение подданства и бесправия.
К вопросу о (не)возможности русской нации   Предложенный С. Сергеевым текст-«провокатор», несмотря на свой небольшой объем, структурно сложен для предметного обсуждения, так как выполнен в трех различных дискурсивных модальностях – так, в нем присутствуют гетерогенные элементы: 1) фактической констатации политического бесправия русских в условиях архаичной по меркам модерна путинской тирании патримониального типа, 2) нормативного представления о демократическом государстве-нации современного типа, выступающего в качестве образца для нынешней России и 3) исторического по форме, но политического по интенции археологического или генеалогического анализа того режима власти-собственности, что утвердился в РФ с начала 2000-х. В своей реплике я попытаюсь отреагировать на все три структурных момента из перспективы социолога-теоретика и начну при этом с последнего.
Полемика в чём-то похожа на теннис. Игрок обязан отбить мяч на ту сторону сетки – но так, чтобы другой игрок не смог его отбить. Отсюда всякие «кручёные удары» в теннисе и «распределённые тезисы» в полемических текстах. Текст Сергея Сергеева в этом смысле - «кручёный». Состоит он из четырёх частей, связанных исключительно волей автора. Поэтому рассматривать их придётся по отдельности – и, кроме того, ещё делать предположения, зачем он эти части соединил и что хотел этим сказать. Впрочем, последнее довольно понятно.
  Статья Сергея Сергеева лаконично, но точно характеризует проблему, которую автор считает ключевой для России. И в признании ее первостепенной важности я с ним целиком и полностью солидарен. От того, сформируется ли в России демократическая нация/общество (а в данном случае эти понятия синонимичны), будет зависеть наша – русского народа и России – будущность и место в истории. Сергеев лишь ставит проблему, не давая собственного ответа на нее. Но тональность его исторического обзора оставляет не очень много места для надежд. Однако если бы Сергей писал свою заметку не до 26 марта (когда по России прокатилась волна антиправительственных выступлений), а после, то, вероятно, толики оптимизма бы в ней прибавилось. Точно так же, как прибавилось оптимизма у русских националистов в оценке собственных перспектив после знаменитого «восстания Спартака» 11 декабря 2011 года на Манежной площади. Наши оценки настоящего и наш взгляд в будущее значительно зависят от сиюминутности, от происходящего здесь и сейчас, и задаваемого им психологического тонуса.
 Этой статьёй «РЕ» открывает дискуссию о современном состоянии русского общества – вероятно, самой важной и больной проблеме сегодняшней России. Причём настолько больной, что приходится ставить вопрос весьма радикально: а есть ли оно вообще, русское общество? Можно ли называть обществом миллионы атомизированных индивидов, не только не способных организованно влиять на политическую жизнь страны, но даже не способных кооперироваться для отстаивания своих самых элементарных, насущных интересов?