Да, формально он открещивается от всякой религии, однако, отринув старых богов, он находит им новую замену. Наш интеллигент создает себе кумиров, олицетворяющих, в его глазах, социальный и технический прогресс. И он расшибает лоб перед этими кумирами, искренне ненавидя тех, кто не разделяет его прогрессистской веры.
Парадоксальным фактом является то, что слепой фанатизм, дилетантизм и невежество предстают здесь под флагом разума и научного просвещения. Люди, плохо способные к критическому мышлению и рациональной дискуссии, объявляют себя носителями рациональности. Любая попытка диалога с оппонентами заканчивается вполне предсказуемыми идеологическими и моральными оценками: если человек не разделяет их убеждений, он мгновенно шельмуется как «мракобес», «реакционер», «ватник» или просто «идиот». При этом больше всего обращает на себя внимание искренняя вера нашего прогрессиста в свою принадлежность к самой «продвинутой» части человечества – что лишний раз подтверждает религиозно-сектантский характер его сознания.
Можно было бы махнуть на это рукой, если бы не одно печальное обстоятельство: именно эта «прослойка» нашего социума претендует на ведущую роль в делах демократизации страны. И именно с ней почему-то связывают надежды на вхождение России в так называемый цивилизованный мир. Однако принимать этих «прогрессистов» за носителей рациональности и прогресса – примерно то же самое, как считать коммунистов выразителями интересов «трудящихся». Не важно, кем мнят себя и те, и другие. Принципиально то, что в обоих случаях красочная обертка отнюдь не раскрывает характера содержимого. Наш «продвинутый» интеллигент всё еще остается носителем сектантского мировосприятия, не имея, к сожалению, ни малейшей рефлексии по этому поводу. За сто лет технический прогресс много чего поменял в нашей жизни, но он оставил совершенно нетронутыми мозги российских интеллигентов, до сих пор вещающих о прогрессе с таким видом, будто они пришли к темному русскому народу с благой вестью. В XXI веке этот апостольский пафос выглядит несколько странно, если не сказать – смешно. И, тем не менее, диагноз Бердяева остается актуальным и по сей день.
Ангелы NASA и их российские почитатели
Недавно опубликованная на РЕ статья Ярослава Бутакова «”Аполлон” или Дионис?» вызвала вполне предсказуемую реакцию в соцсетях. Как я уже сказал, наши «прогрессивные» интеллигенты к рациональной дискуссии совершенно не готовы. Как и положено типичным сектантам, они с первых шагов начинают клеймить автора и его сторонников, заподозрив их в преступном неверии. Да-да – в неверии! Но поскольку никакой рефлексии на этот счет в их сознании не возникает, фанатичные апологеты NASA даже не в состоянии уяснить, что защищают они именно веру, которую наивно принимают за знание.
Весьма характерно, что обсуждение темы лунной аферы неизменно включается нашими прогрессистами в идеологический и даже в политический контекст. Собственно, они не видят своей задачи в том, чтобы установить истину. Истина им и так понятна, и они преданы ей беззаветно. Поэтому весь полемический пыл направлен ими на разоблачение «врагов» прогресса, на вскрытие их «реакционной» сущности (прямо в духе советской пропаганды). Не имея ни малейших представлений об истории вопроса, российские апологеты NASA приписывают своим оппонентам соответствующие идеологические мотивации. Дескать, сомнение в лунных миссиях обусловлено исключительно ненавистью тупых «ватников» к США и ко всему прогрессивному миру. Подобными высказываниями пестрят комментарии ко всем публикациям, посвященным данной теме. Именно в этом обличительном хоре ярче всего проявляется апостольский пафос наших прогрессистов, заменяющий им знание «матчасти». В самом деле, к чему детально изучать вопрос, если речь идет о защите веры? «Credo quia absurdum» относится не только к христианским апологетам. Это в равной степени справедливо для всех верующих фанатиков, даже если объектом их веры выступают космические перелеты. Наши прогрессисты, обвиняющие своих оппонентов в «совковой» ненависти к США, даже не принимают во внимание то обстоятельство, что тема лунной аферы была поднята как раз американцами, начиная с 1970 года. До нас эта волна разоблачений докатилась ближе к «нулевым», и для многих была в ту пору громом среди ясного неба. Первые русскоязычные публикации во многом были лишь вольными пересказами американских же авторов.
Возможно, российские разоблачители лунной аферы и в самом деле критически настроены в отношении США, однако тот факт, что разговор на эту тему начали именно американцы, имеет для нас принципиальное значение. Принципиально здесь то, что граждане США, пользуясь демократией и свободой слова, безбоязненно высказали свои сомнения насчет лунной миссии (хоть и рискуя при этом быть обвиненными в отсутствии патриотических чувств). Полагаю, что российским прогрессистам очень трудно оценить такую свободу самовыражения в свободном обществе, где государственные структуры вроде NASA не имеют того священного статуса, которым их наделяют российские поборники прогресса. Иными словами, для вменяемого американца космическое агентство не является обителью ангелов, коим надлежит безоговорочно доверять. Поскольку в развитой демократии власть не наделяется божественными атрибутами, то и деятельность сотрудников NASA оценивается по земным меркам. И если в отношении этой организации возникают какие-то сомнения, то их вполне по-демократически озвучивают.
Я говорю это к тому, что тема лунной аферы сама по себе есть маркер свободного общества. Ни при какой диктатуре подобный вызов в отношении государства невозможен в принципе. Соответственно, только в условиях демократии возможно свободное и рациональное обсуждение таких вопросов, прямо затрагивающих проблему взаимоотношения власти и налогоплательщиков. Ведь если некая государственная структура совершила обман за бюджетные деньги, она должна за это ответить перед обществом. Вполне нормальная логика для нормальной демократической страны. Не так ли?
Но в логике российских прогрессистов ситуация выглядит совсем по-другому. NASA в их сознании превращается в ангельскую конгрегацию, ведущую человечество к звездным далям. И тот, кто сомневается в этой священной миссии, мигом превращается в еретика и вероотступника, достойного если не смертной казни, то хотя бы публичной порки. Неготовность этих людей к диалогу и нескрываемая нетерпимость к оппонентам лишний раз подчеркивают, насколько несовместима ментальность наших прогрессистов с реально демократическим укладом общественной жизни. Представьте на минуту, что эти фанатики прогресса получили полную власть в стране. Насколько вы уверены, что ими будут соблюдены права граждан на свободу слова? Лично я в том нисколько не уверен. Тоталитарная система является производной от тоталитарного сознания. И формальная апелляция к разуму, к прогрессу, к науке и научному просвещению в данном случае ничего не меняют по существу. «Наука» в рамках тоталитарного сознания превращается в обычный религиозный фетиш. Ведь любой дикарь может молиться хоть на космолет, хоть на смартфон, хоть на атомную электростанцию. И такое превращение плодов технического прогресса в культовые предметы совсем не делает дикаря носителем передовых знаний.
В случае с нашей прогрессистской интеллигенцией мы наблюдаем нечто похожее. Эти люди могут с придыханием рассуждать о науке и технике, не имея к научно-техническому творчеству ни малейшего отношения. Причем, чем менее значим практический вклад в техническое развитие, тем больше обнаруживается пафоса и благоговейного трепета перед современными достижениями. Попытка нашего интеллигента всеми способами подчеркнуть свою причастность к прогрессу напрямую связана с его стремлением повысить себе самооценку. Прибегая к навязчивой апологии прогресса, он осознает себя как часть «продвинутого» человечества, что психологически для него очень важно. Во всяком случае, такой психологический настрой дает ему моральное право открыто девальвировать тех, кто по определенным критериям не вписывается в эту «святую» когорту.
К сожалению, у нас несколько преувеличивают их роль в научном просвещении. Кому-то может показаться, будто интеллигенты-прогрессисты стоят на страже передовых идей и тем самым удерживают общество от сползания в мракобесие. Однако у меня возникает отнюдь не риторический вопрос: могут ли научное просвещение и рациональность олицетворять люди, до сих пор живущие догмами советского агитпропа и не удосужившиеся их хотя бы немного переосмыслить? Способен ли человек, напрочь лишенный критического мышления, заучивший со школьной скамьи десяток шаблонных «истин», претендовать на роль просветителя? По большому счету, наши прогрессисты - не «субъекты», а «объекты» пропаганды. В том смысле, что они сами несут в своем сознании последствия методичной идеологической обработки, без всякого понимания предмета тиражируя в споре с оппонентами затасканные агитпроповские штампы.
Кто верил в плоскую Землю?
В свое время философ Владимир Соловьев заметил, что российская интеллигенция мыслит каким-то странным силлогизмом: если все люди произошли от обезьяны, значит мы должны любить друг друга. В наши дни мы наблюдаем не менее странные образцы интеллигентской логики: если американцы не летали на Луну, значит, победу над умами одержат мракобесы, и тогда нам придется когда-нибудь признать, что Земля – плоская. Поскольку «просвещенное» сознание российского прогрессиста мириться с образом плоской Земли не намерено, ему ничего другого не остается, как уверовать в правоту и непогрешимость NASA. Выбор, в общем-то, невелик, но как раз такая дилемма лучше всего отражает крайнюю скудость интеллигентского мировоззрения.
В самом деле, какая связь между идеей плоской Земли и лунной аферой? Для человека, осведомленного в вопросах истории развития космологических воззрений, связи тут нет никакой. Абсолютно! Такую связь может выстроить только тот, кто со школьной скамьи довольствуется догмами агитпропа, не прикладывая никаких усилий к тому, чтобы хоть немного просветить себя по данному вопросу.
О том, что в древности люди были наивными фантазерами, якобы сочинявшими всякие глупости о мировом устройстве, мы узнали еще со школьной скамьи. Школьные учебники и популярная литература донесла до нас нехитрые сведения насчет веры наших предков в трех китов, на которых будто-бы покоилась совершенно плоская Земля. Еще одним вариантом «наивного» взгляда на мир были представления древних индусов о поддерживающих Землю четырех слонах, стоявших на гигантской черепахе. Эта картинка, если я не ошибаюсь, даже красовалась в школьном атласе по географии.
В рамках агитпроповской пропаганды эти образы противопоставлялись современным научным взглядам на устройство солнечной системы, где Земля вместе с другими планетами вращается вокруг огненного светила. С помощью такого нехитрого контраста как раз и обыгрывается дистанция между «донаучной» эпохой и эпохой научно-технического прогресса. Как мы понимаем, чтобы осознать эту воображаемую дистанцию, много ума не нужно. Однако этого вполне достаточно, чтобы современный обыватель, «хлебнувший» агитпропа еще в школьные годы, проникся высокомерным отношением к прошлому. Можно ли в здравом уме (полагает он) верить в такие нелепицы про китов и черепах? Видать, наши далекие предки не совсем дружили с головой, коль могли воображать что-то подобное…
Эту уверенность многие из нас несут в своем уме всю свою жизнь, нисколько не сомневаясь в умственной отсталости древних людей. В принципе, с этим прогрессистским шовинизмом можно было бы смириться, если бы не одно «но» - он является фактом вопиющего невежества и грубого искажения истории интеллектуальной культуры. Иногда, слушая рассуждения наших интеллигентов на эти темы, невольно хватаешься за голову: «кто же им это всё надоумил?». Они всерьез считают, будто до возникновения современной науки люди верили в плоскую Землю, что якобы на протяжении всех средних веков циркулировали все эти нелепицы насчет китов, черепах и всяких мифических чудовищ, пока Коперник и Галилей не открыли глаза на истинное устройство нашей солнечной системы.
В чем здесь подвох? В том, что в «просветительских» книжках противопоставляются совершенно разные вещи. Это то же самое, как теплое противопоставлять солёному. Все эти киты и черепахи не имеют ни малейшего отношения к древней астрономии, а потому просто нелепо делать ссылки на великих астрономов, которые якобы развеяли старый мифологический вздор. Иначе говоря, нам необходимо четко развести мифологию и астрономию. Отличие понять очень просто. Задумаемся над тем, многие ли из современных людей, считающих себя рациональными, образованными и прогрессивными, способны рассчитать наступление солнечного или лунного затмения? Вот тут-то и наступает «момент истины»: даже восхищаясь Коперником и Галилеем, вы еще не в состоянии воспользоваться их достижениями. А ведь расчеты затмений умели делать еще в глубокой древности.
Так, Фалес Милетский предсказал солнечное затмение 585 года до н. э. Как гласит легенда, необходимые знания в области математики и астрономии он получил у древних египтян. Повторяю – у древних египтян! Надо ли говорить, что мифологические образы китов и черепах в таком серьезном деле, как вычисление затмений, не помогут? Иными словами, древние египтяне не были наивными фантазерами, а значит, их представления о мироустройстве так или иначе согласовывались с реальностью. То есть, помимо мифов, они обладали еще и точными знаниями. И когда Галилей говорил о том, что книга природы написана на языке математики, он, собственно, обозначил кредо довольно узкой группы профессионалов, которые существовали (да-да) еще с незапамятных времен и не рассуждали ни о каких слонах и черепахах.
Собственно, когда мы говорим о древней или средневековой науке, именно таких профессионалов мы и имеем в виду. В этом плане сам термин «представления о мире» необходимо уточнять: о каких представлениях идет речь – о научных или мифологических? Потому что и то, и другое, существовало рука об руку, правда, распространяясь среди разных аудиторий. Ведь среди современников и Фалеса, и Галилея было достаточно тех, кто мог верить в какие угодно сказки и ничего не смыслить в науке. Действительно, в средние века некоторые проповедники заявляли о плоской Земле, а кто-то даже верил в огромного дракона, живущего в водах мирового океана и не пускающего моряков за пределы земных границ. Однако это не имело никакого отношения к тем знаниям, которые тогдашние интеллектуалы получали в университетах.
Средневековый студент представления о мире черпал из трудов Аристотеля. Аристотель же доказывал шарообразность Земли и приводил на этот счет целый ряд аргументов. Кроме того, он же утверждал, что земной шар должен быть невелик в сравнении с расстояниями до других планет («в сравнении с просторами небес»). Масса Солнца, на его взгляд, намного превосходит массу земного шара. Напомню, что авторитет Аристотеля долгое время был непререкаем, и поддерживался церковными властями. Поэтому образованный человек того времени не верил ни в какие сказочные картины мироздания.
Если говорить об астрономах, то в их распоряжении была система Птолемея, требующая для своего понимания хорошей математической подготовки. И справедливости ради необходимо сказать, что к математике в «мрачном средневековье» относились очень серьезно. Учтем еще и то обстоятельство, что примерно с XIII столетия европейские ученые стали активно расширять свои представления о достижениях античной науки. Скорее всего, астрономы позднего средневековья уже были знакомы с идеями Аристарха Самосского (III в. до н. э.), который утверждал, что Земля и другие планеты вращаются вокруг Солнца. Он же, будучи блестящим математиком, определил, что Солнце примерно в 18 раз дальше от Земли, чем Луна (возможно, что он также сумел определить и диаметр земного шара).
На исходе Средневековья европейские ученые жадно впитывали эти древние знания, резонно полагая, что в них содержатся многие тайны мира. И не без античного наследия, конечно же, возникла революционная система Коперника (чего он сам совершенно не скрывала, делая ссылки на древних авторов).
В этой связи стоит пересмотреть еще один агитпроповский догмат насчет того, что Коперник и Галилей выдвинули-де «научные» аргументы в пользу движения Земли. Что скрывается под таким заявлением, понять невозможно, поскольку ни у того, ни у другого на сей счет никаких эмпирических доказательств не было (такие доказательства были представлены только в XIX веке). Именно поэтому бессмысленно утверждать, будто астрономы-революционеры вынуждены были отбиваться исключительно от религиозных мракобесов, верящих в нелепые сказки о плоской Земле. Такая постановка вопроса сама по себе является мифом.
Как я уже сказал, никаких фактов, подтверждавших вращение Земли, первоначально не было. Будем говорить прямо: и Коперник, и Галилей в это просто ВЕРИЛИ. И эту веру разделяли не все ученые. Так, знаменитый астроном Тихо Браге считал Землю неподвижной именно в силу того, что обратное ничем в ту пору не подтверждалось. Отнести его к армии мракобесов (а их, конечно, хватало во все времена) мы не можем ввиду очевидных научных заслуг этого исследователя (который заслужил славу лучшего наблюдателя неба до изобретения телескопов). С другой стороны, у Коперника были последователи и среди духовных особ. Например, священник Марен Мерсенн не только разделял его идеи, но даже перевел его трактат на французский язык, содействуя, таким образом, популяризации гелиоцентризма. Другой французский священник – Пьер Гассенди – был солидарен с Галилеем и вел с ним переписку.
«А как же костры инквизиции, на которых сжигались светлые умы?» - воскликнет наш прогрессист, намекая, конечно же, на Джордано Бруно. Эти костры инквизиции по сию пору не дают «продвинутым» интеллигентам покоя, ибо в их умах становление науки начиналось именно с жертвенного огня. В данном случае мы также имеем дело с банальным просветительским мифом о борьбе сил света с силами тьмы, где ключевая роль отводится героическим фигурам, якобы отдавшим жизнь за светлое прогрессивное будущее. В рамках религиозной апологетики этот миф вполне уместен. Трагический пафос в нем просто зашкаливает, но ни к рациональности, ни к историческим фактам он не имеет ни малейшего отношения.
За какую науку пострадал Джордано Бруно?
В советском школьном учебнике истории за шестой класс о нем сказано следующее: «Настоящим героем, борцом за науку был великий итальянский мыслитель Джордано Бруно». Далее рассказывается о том, как бесстрашный ученый за свои взгляды «попал в лапы инквизиции», стойко вынес все мучения и столь же бесстрашно взошел на костер. В завершение сказано: «Уже ближайшие годы после казни Бруно принесли новые открытия в науке, подтвердившие истину, за которую смелый ученый отдал свою жизнь».
Для человека, специально изучавшего культуру Возрождения, данный рассказ о бесстрашном ученом – не более чем пафосная эпитафия, практически никак не раскрывающая содержания тех взглядов, за которые поплатился этот мыслитель. Однако многие из нас, к сожалению, судят о личности Джордано Бруно на основании тех сведений, что были подчерпнуты из школьной программы, до сих пор транслирующей указанную эпитафию как исчерпывающую истину. Поэтому за скобками остается простой вопрос: за какую «науку» шла в ту эпоху борьба?
Школьный учебник сообщает, будто Джордано Бруно тайком от монастырского начальства познакомился с книгой Коперника «и понял, что религиозный взгляд на мир лжив и нелеп». На мой взгляд, лжив и нелеп как раз рассказ о том, будто чтение Коперника вело прямиком к атеистическому взгляду на мир, отчего его книга якобы и была под запретом. Очевидная нестыковка здесь в том, что Бруно был сожжен на костре в 1600 году, тогда как труд Коперника попал в список запрещенных книг двенадцать лет спустя (да и то ненадолго). Но это так, детали. Самая же большая натяжка – это когда имя Бруно постоянно ставится в один ряд с Коперником и Галилеем. Да, он обращался к системе Коперника, но совсем не как астроном и не как математик. Напомню, что в средние века астрономия входила в корпус математического знания, и система Коперника была не чем иным, как математической моделью, созданной для расчета движения небесных тел. Именно в таком качестве она и была представлена в «академическом» сообществе того времени. Галилей подходил к описанию движения небесных тел с тех же математических позиций. Точнее, он рассматривал математику как универсальный способ описания физических процессов.
Позиция Джордано Бруно была совершенно далекой и от математики, и от математического описания явлений. Системе Коперника он пытался придать магический смысл, истолковав ее в духе популярного в то время герметического учения (якобы восходящего к легендарному египетскому мудрецу и «живому богу» Гермесу Трисмегисту). Дело в том, что сам Бруно был пылким адептом герметизма и рассматривал центральное положение Солнца в системе Коперника в контексте «солнечной магии», созданной итальянскими неоплатониками во главе с основателем Флорентийской академии Марсилио Фичино (более известным в амплуа «гуманиста» - то есть знатока античной литературы).
В настоящее время уже опубликовано немало исследований на тему ренессансной философии, где подчеркивается влияние герметического учения на общий характер мировоззрения выдающихся мыслителей того времени. Джордано Бруно не был исключением. Истоки герметизма он связывал с магической религией древних египтян и был уверен в том, что египетская религия – с ее магией и поклонением Солнцу – должна вскоре возродиться и прийти на смену христианству. Поэтому, вопреки школьным учебникам, на его мировоззрение повлиял отнюдь не Коперник, а популярный у итальянских неоплатоников «Герметический свод». Что касается Коперника, то в его системе Бруно видел некое знамение грядущего возрождения египетского культа Солнца. Самое интересное, что чисто математический аспект этой системы он напрочь игнорировал, не придавая ему серьезного значения. По словам известной исследовательницы эпохи Возрождения - Франсес Йейтс, - гелиоцентрическая система была для Бруно своего рода «иероглифом божественных тайн». В остальном Коперник был для него «всего лишь» математиком, то есть ученым, в социальном плане стоящим на ступень ниже истинного «философа природы».
Если говорить о радикальном пересмотре взглядов на мир, то нельзя не учитывать влияния магических учений, подчерпнутых из той же герметической литературы. Мысль о бесконечной Вселенной, изложенная в трудах Бруно, не имеет никакой прямой связи с системой Коперника. Бруно максимально сближает Бога с миром, и бесконечность мира, в данном случае, рассматривается им как божественный атрибут, как отражение бесконечности Бога. Вселенная в его понимании содержит глубокие тайны, которые можно отобразить через особые магические символы, размещавшиеся в сознании мага на так называемом «колесе памяти». Поэтому космос Бруно совершенно далек от космоса современной науки. В рамках созданной им магической картины мироздания Вселенная пронизана разумной силой, которую стремится обнаружить в себе практикующий маг. Пытаясь уподобиться божеству, он старается с помощью упомянутого «колеса памяти» уместить в своем сознании все материальные вещи. Считалось, что тот, кто овладевал этой системой, «подымался над временем, и в его уме отражалась вся природная и человеческая вселенная». Данная система была одной из важнейших герметических тайн, известная только адептам. Чтобы постигнуть Бога – гласит одно из герметических наставлений – необходимо стать равным Ему, ибо подобное постигается только подобным.
Таким образом, на костер инквизиции Бруно угодил не из-за увлечений Коперником, не за какие-то передовые научные взгляды, а за свои магические увлечения. Говоря по-простому, церковь сожгла его не как ученого, а как КОЛДУНА. Причем, колдуна совершенно «сознательного». В отличие от итальянских неоплатоников, старавшихся выстроить некий компромисс между «солнечной магией» и библейским учением, Бруно был более откровенным в своих выражениях мысли. Как пишет Франсес Йейтс, он верил, что «герметический Египет лучше христианства» и потому пытался выбросить все христианские оговорки Фичино: «Отвергая христианство и безоговорочно принимая герметический Египет, Бруно возвращается к более темной, более средневековой некромантии».
Несложно понять, что цели, которые преследовал «бесстрашный ученый», были весьма далеки от того, чем занята современная наука. Джордано Бруно, отмечает Франсес Йейтс, надеялся достичь состояния всеведения, чтобы уподобиться гностическому Эону, то есть стать обладателем божественной силы. Такие процедуры - по ее убеждению - не имеют ничего общего с подлинной наукой. Правда, она допускает, что подобные занятия могли направить волю тогдашних исследователей в сторону подлинной науки. В качестве наглядного примера исследовательница приводит английского алхимика Джона Ди, который, с одной стороны, был математиком, а с другой, использовал каббалу для вызывания ангелов. Возможно, возврат к оккультизму, произошедший в эпоху Возрождения, дал некий стимул для возникновения науки в её современном понимании. И в этом смысле случай с Джордано Бруно – «пример того, как герметизм послужил движущей силой для создания новой космологии».
Тем не менее, высказанное предположение не отменяет того факта, что Джордано Бруно был «законченным Магом до мозга костей». Как пишет автор: «Гелиоцентрическая система Коперника возвещала для него возврат магической религии». Даже движение Земли он доказывал «герметическими аргументами о повсеместности магической жизни в природе». Целью его умственных изысканий было достижение герметического гнозиса – отражения космоса в душе посредством магических средств. Бессчетное число иных миров – движущихся и живых – уподоблялось огромным животным, населявшим бесконечную Вселенную.
Содействовало ли такое восприятие мира зарождению современной науки? – остается под вопросом. Если мы готовы ответить на него положительно, то тогда неизбежно придется согласиться с тем, что современная наука обязана своим появлением последователям оккультных учений. Как мы понимаем, такое допущение полностью разрывает агитпроповские шаблоны и ставит наших прогрессистов в двусмысленное положение, вызывая у них самый настоящий когнитивный диссонанс. Наилучший способ избежать здесь смущения ума – вообще не знать о том, как оно было на самом деле. То есть следовать в русле идеологического мифа, подкрепляя свою веру элементарным невежеством (что вполне нормально для религиозных сектантов). И история с Бруно, кстати, – далеко не единственная в этом собрании «просветительских» мифов.
Дарвин для думающих и Дарвин - для верующих
В священном пантеоне прогрессистов Дарвин, безусловно, занимает место верховного божества. В научно-популярных книжках его имя неизменно сопряжено с темой эволюции. Причем, история зачастую преподносится так, будто именно он был тем ученым, который-де убедительно (и окончательно) доказал законы эволюционного развития, тем самым открыв новую страницу в истории современной науки (и чуть ли не в истории человечества). Почитание Дарвина дошло до того, что некоторые современные астрофизики применили его идею естественного отбора к процессу становления… вселенных! Полагаю, Дарвин пришел бы в ужас от этих космических масштабов, поскольку еще при жизни он пытался сдерживать своих пылких почитателей, придававших его идеям такие «глубокие» смыслы, коих сам автор не предполагал.
Говоря откровенно, работы Дарвина сухи и наукообразны до скуки. На массового читателя они были явно не рассчитаны, поскольку создавались исключительно для профессионалов. Сам Дарвин, судя по всему, даже не стремился к тому, чтобы будоражить широкую общественность своими идеями. В публичные дискуссии он никогда не вступал и никогда особо не претендовал на лавры великого первооткрывателя, давшего какие-то окончательные ответы на фундаментальные вопросы бытия. Эти «окончательные ответы» были сформулированы его пылкими почитателями, породившими обширную мифологию о Дарвине и выдав её массовому читателю вид видом «передового учения». Поэтому не приходится удивляться, что многие «убежденные дарвинисты» судят о своем кумире исключительно по этим мифам, не утруждая себя изучением его трудов (как я уже сказал, довольно скучных по стилю).
Я специально обращаю внимание на это принципиально важное обстоятельство: необходимо отделять оригинальное учение Дарвина, обращенное к профессионалам, от так называемого дарвинизма, специально созданного для широкой аудитории восторженных дилетантов. Как мы понимаем, в число этих дилетантов, воспринявших дарвинизм как некое откровение о мире, входит и весьма многочисленная когорта наших «продвинутых» интеллигентов. Как правило, их фанатичная вера в то, что в дарвинизме содержится некая окончательная истина, является главным маркером плохого знания дарвинских трудов. Например, Дарвин – как и положено ученому – хорошо осознавал границы применения своей теории. Он четко видел ее слабые места и недочеты, о чем не стеснялся рассуждать и делать дополнительные пояснения в каждом предисловии к переизданным трудам. Соответственно, он нормально относился и к научной критике своих идей, что в серьезном академическом сообществе было в порядке вещей.
Однако ничего подобного мы не видим в дарвинистской мифологии. В ней уже нет никаких сомнений, никаких недочетов. Здесь вместо ученого перед нами предстает великий провидец, озаривший человечество светом прогрессивного разума и давший отпор силам религиозной тьмы. Соответственно, любая критика, любое возражение воспринимается как святотатство, как покушение на твердыню человеческого духа, как ересь и (конечно же) как мракобесие.
Естественно, наши прогрессисты вписываются в этот тренд и отстаивают свою дарвинистскую веру с тем же пылом, как и веру в святость американского космического агентства. Имеет ли это пылкое миссионерство какое-либо отношение к научному прогрессу? Вряд ли. Для развития наук надо хотя бы сосредоточиться на изучении научных трудов, чего о прогрессистах сказать очень сложно. Ведь чтобы стать адептом «секты Прогресса», гораздо легче просто поверить, «насытив» свой разум идеологическими мифами о науке.