Рефреном проходит одна и та же мысль: коль мы тут у себя можем менять власть, значит мы стали ближе к Европе, а Россия-де погружается в Азию.
Но верна ли здесь сама постановка вопроса? Я бы мог напомнить украинцам, что они реализуют свои надежды «стать Европой» с каждым новым президентом. И каждый раз получается, что стартовать приходится с одной и той же позиции (уже считай, тридцать лет). Я также могу напомнить, что рядом с Украиной находится Беларусь, живущая с 1990-х под властью одного и того же человека, но при этом никому не приходит в голову объявлять белорусов наследниками Орды.
Как бы нам сегодня ни внушали мысль о «ментальном» несходстве россиян и украинцев, в обеих странах так называемая прогрессивная общественность все рассуждения о природе демократии неизменно сводит к «сменяемости власти». Якобы именно это является отправной точкой при построении правового государства (как на Западе). А всё остальное – лишь приложение к этой процедуре. И всё – ничего другого столь же весомого не называется. Будто достаточно реализовать право на «свободные выборы», как остальное придет само собой, придет автоматически – и законность, и справедливые суды, и честность чиновников, и экономическое развитие.
Дескать, если мы научились менять президентов, то завтра получим манну небесную. Соответственно, российская оппозиция внушает нам мысль, что вожделенный путь «в Европу» точно так же автоматически откроется после смены действующего президента. То есть всё опять упирается в «свободные выборы». Вот она – панацея от всех бед и гарантия будущего процветания по европейским меркам. Всё как будто очень просто. Я же, со своей стороны, уверяю, что в этом алгоритме упущен очень важный элемент, без которого все эти перевыборы будут дурной бесконечностью – без всякого уподобления развитым странам.
Почему Гондурас – не Европа?
Начну издалека, и еще раз про выборы (коль уж мы отталкиваемся от этого тезиса). Так вот, пять лет назад на муниципальных выборах в Новосибирске победил кандидат от объединенной оппозиции – член КПРФ, депутат Госдумы Анатолий Локоть. Победил совершенно честно (и, как говорят злые языки, неожиданно для самого себя). Ликованию в стане оппозиционеров не было конца. Дальше в департаментах мэрии произошло (как и предполагалось) обновление лиц.
Короче, свободные выборы были налицо, и повод у наших оппозиционеров для радости был основательный (согласно их собственному пониманию источников социального развития). Дальше начались закономерные подвижки к светлому будущему. Пришли новые люди, прозвучали новые обещания… Что произошло потом? Да ничего – через какое-то время всё вернулось на круги своя. Точнее, лица поменялись, а жизнь в нашем большом городе осталась прежней (и даже хуже прежнего).
Сегодня вчерашние соратники «оппозиционного» мэра клянут его самыми последними словами и вновь поднимают вопрос о том, кого бы на этот раз выдвинут на замену действующему руководителю. Логика рассуждения у них проста: «Оказался наш отец не отцом, а сукою …». До прихода к власти Анатолий Локоть был, дескать, «правильным» человеком, но затем неожиданно «испортился». Мол, не выдержал испытаний властью. Отсюда наша оппозиционная интеллигенция сделала вывод о том, что надо тщательнее подбирать кандидатов (чтобы они не разочаровали в дальнейшем). Короче, всю проблему перевели в моральную плоскость. И это, замечу, характерная особенность нашего восприятия политических реалий.
Пример с Новосибирском для меня – наглядная модель реальной динамики, происходящей в случае со «свободными выборами» в стране, которая назойливо напрашивается «в Европу», но не становится таковой в силу каких-то непонятных препятствий. Разве не так произошло с Путиным, в котором вначале наши прогрессивные интеллигенты не чаяли души, которого воспринимали как истинного европейца, как вменяемого технократа, лишенного дурных привычек? Но через несколько лет эта любовь прошла, и «наш отец» оказался сами знаете кем. С Ельциным была та же история. Он быстренько эволюционировал от «президента надежд» до вечно пьяного фигляра.
Если мы обратим взор на Украину, то там подобные эволюции превратились в дурную закономерность. Поскольку это свежо в памяти, специально напоминать не вижу смысла. Скажу только, что та же закономерность проявится и с новым президентом. То есть по существу ничего не меняется совершенно, какую бы эйфорию мы ни испытывали при смене первого лица. И здесь между Украиной и Россией нет принципиальной разницы, даже несмотря на то, что в России сменился один руководитель, а на Украине – пять. Принципиально в этом случае именно то, что каждая смена правителя заканчивается для «прогрессивной» части общества вполне предсказуемо: «отец родной» постоянно заводит свою страну куда-то не туда. Кто-то полагает, будто с каждым новым правителем шансы на «перевоплощение» в европейскую страну неизменно повышаются. Но не является ли эта уверенность навязчивой иллюзией?
Не хочу показаться циничным, но в отдаленной перспективе указанная дурная цикличность запросто приведет наши страны к вполне нормальной демократии… латиноамериканского или индийского образца. Почему мы не принимаем во внимание именно такой итог всех наших потуг уйти куда подальше от советского прошлого? Как раз на этом направлении у нас больше всего шансов обрести свое настоящее место в мире среди так называемых развивающихся стран. Причем здесь передовой Запад? Какое отношение имеет к нам, россиянам и украинцам, опыт США или Германии, если объективно мы больше сейчас соответствуем Мексике, Бразилии, Эквадору или Гондурасу? Не проще ли умерить свои амбиции и признать для себя вполне нормальной жизнь «по-мексикански»?
В конце концов, в латиноамериканских республиках тоже существует рыночная экономика, многопартийная система, разделение властей. Там регулярно переизбирают президентов, а потому любой из наших демократов имеет все основания считать их вполне «состоявшимися» в европейском смысле. Правда, при этом каждый из нас прекрасно осознает, что та же Мексика не совсем похоже на США и Канаду, и данное обстоятельство вынуждает нас серьезно задуматься о том, что должно входить в «полный комплект» современной демократии, чтобы наконец-то стать вровень с развитыми странами.
Чего у нас и наших латиноамериканских собратьев не хватает для полного счастья и материального процветания? Интересно, что вопрос этот достаточно хорошо разобран в литературе. И тем не менее, он постоянно выпадает из поля зрения, как только мы начинаем осмысливать свой «европейский путь».
Раскройте свои активы
Помните сказку про кота в сапогах: «Кому принадлежит это поле? – Маркизу де Карабасу!». В феодальной Европе на простой вопрос о владельце собственности следовал такой же простой и ясный ответ. В принципе, и сейчас на Западе в этом отношении ничего не поменялось. Кому там принадлежат луга и поля, давно уже всё расписано. В современной России ответы на такие вопросы – тайна за семью печатями.
Как-то, лет десять назад, проезжая с компанией хороших знакомых мимо наших бескрайних загородных просторов, мы попытались узнать, кому принадлежит одно большое поле, весьма подходящее для малоэтажной застройки. Мои знакомые имели отношение к строительству, а потому им было интересно, кто является владельцем участка. Среди нас был хорошо осведомленный журналист, работавший официальным помощником депутата Законодательного собрания. Он знал ответ и вполголоса, почти шепотом, назвал имя владельца. Им, как выяснилось, был известный депутат Госдумы, которого иногда сравнивают с богатырем земли Русской. Впрочем, никого особо не смутило, что наш знаменитый «богатырь» прибрал к рукам несколько десятков гектаров родной русской землицы. Смутило другое – то, что об этом приходилось говорить шепотом.
Я далеко не случайно обращаю внимание на этот момент – негласное владение недвижимостью как некая исключительная привилегия для людей, связанных с властью. Причем, если раньше ореол тайны вокруг активов сохранялся по неким неписаным правилам, то с недавних пор эту тайну решили узаконить. Теперь государевы мужи стремятся получить полное право скрывать свою собственность от широкой общественности. А тем, кто ее попытается раскрыть, на тех же законных основаниях обещают неприятности.
У нас, как правило, такие вопиющие вещи принято рассматривать исключительно в моральном контексте. Мол, вороватые, жуликоватые политиканы и чиновники настолько потеряли стыд, что всеми правдами и неправдами стремятся скрыть от глаз людских наворованное. Ай, ай, ай! Позор им, жуликам и негодяям! Дальше этих «убийственных» сентенций мысль обличителей, как правило, не продвигается. На самом же деле подобные факты имеет смысл рассматривать в контексте всемирного социально-исторического развития. Не больше и не меньше. Почему? Всё очень просто.
Современную Россию очень часто уличают в рецидивах феодализма. Но это далеко не вся правда. Точнее, это далеко не тот феодализм, который был в средневековой Европе, и на смену которому пришла буржуазия со своей демократией и рынком. Как я уже сказал, в средневековой Европе вопрос о владельцах лугов и полей не был тайной за семью печатями. Собственники-феодалы не скрывали от народа информации о своих владениях. В современных российских реалиях всё выглядит совершенно по-другому. Народ почему-то не должен знать о том, какими состояниями располагают наши государевы мужи и люди, каким-то образом входящие во властные кабинеты. И в данном случае глубоко ошибается тот, кто полагает, будто это обстоятельство затрагивает лишь моральный облик нынешних владельцев, никак не отражаясь на всех остальных аспектах нашей жизни, включая проблему экономического развития.
Я готов здесь сослаться на замечательное исследование Эрнандо де Сото, показавшего принципиальное значение открытых, легализованных активов для экономики страны. Де Сото, в общем-то, хорошо известен во всем мире. Его выводы относительно того, почему Гондурас не становится Европой, уже обсуждались на все лады, и лично мне представляются азбучными истинами. Но, как выясняется, наша интеллигенция, особенно «оппозиционная», по сию пору в упор не замечает этих вещей.
Короче, будучи перуанцем, де Сото попытался понять, почему страны Латинской Америки, формально имея основной набор институтов демократического государства, не становятся похожими на Канаду и США. Отмечу, что он не первый, кто над этим задумался. Чуть более ста лет назад французский психолог Гюстав Лебон дал очень простое и исчерпывающее объяснение, соответствовавшее духу того времени – латиносы потому не могут сравняться с США, поскольку от рождения имеют иное качество мозгов. Англо-саксы в этом плане превосходят всех остальных.
В наше время национальные «мозги» принято называть «ментальностью». Де Сото, будучи урожденным латиносом (а к ним Лебон, кстати, относил и чистокровных испанцев), не мог поставить крест на своих земляках (как это частенько делают особо «прогрессивные» российские интеллигенты). Он попытался выяснить социально-экономические причины отставания третьих стран. Итогом кропотливых исследований стало признание ключевой роли легализованных активов в деле процветания стран с рыночной экономикой.
Собственно, с чего начинается переход на «европейский» путь социально-экономического развития? По мнению де Сото, с того, что люди, обладающие собственностью, делают свое владение гласным и открытым. То есть, создаются условия, при которых каждый может узнать, кому конкретно принадлежит вот то поле или вон тот свечной заводик. Именно такая информационная открытость характеризует западное общество, где все имущество состоит на учете, где всё как следует оформлено, и где настоящего владельца (если он, конечно, не бандит) не приходится выявлять путем утомительных расследований. По мнению де Сото, в развитых странах собственники решились на эту открытость, получив взамен игру по четко прописанным правилам, исключающим всякие неприятные «сюрпризы» со стороны власти. По большому счету, так называемая гарантия прав собственности начинается как раз с открытости. Без нее никакие правила игры, обязательные для всех, просто невозможны.
Четкие правила дают и другие преимущества, выделяющие страны первого мира. Де Сото говорит в этой связи о развитой правовой инфраструктуре, без которой просто немыслимо поступательное развитие рыночной экономики, работающей в таких условиях на благо всего общества. Благодаря четким правилам вы получаете действенный алгоритм для рыночной оценки ваших активов и всестороннего (и объективного) описания их характеристик. Это, в свою очередь, гарантирует ликвидность активов, в силу чего они могут выступать надежным средством обеспечения кредита. Де Сото видит в этом движущую силу западных экономик, когда собственность превращается в «капитал» в подлинном значении этого слова, то есть когда имеющееся в вашем распоряжении имущество (подчеркиваю – легализованное и оцененное) дает вам возможность создавать новую собственность, то есть наживать богатство.
Допустим, вы взяли кредит под залог вашего легального свечного заводика, используя полученные средства для модернизации производственных мощностей. В итоге увеличилась производительность, а стоимость заводика удвоилась. В принципе, то же самое вы можете сделать с вашим домом и даже с дачным участком. Дом, таким образом, выступает не просто в роли жилища (то есть для удовлетворения базовых человеческих потребностей), но еще используется как «капитал».
В мои планы не входит пересказ трудов де Сото. Просто необходимо напомнить о некоторых принципиально важных вещах, хорошо понятных гражданам развитых стран, но игнорируемых в любом Гондурасе, включая и нашу великую страну. Самое бессмысленное занятие в этой связи (чему любят придаваться российские разоблачители режима) – погружаться в моральную риторику по поводу того, что некий Иван Иваныч отгрохал себе шибко большой дворец или купил шибко большую яхту. Ключевая проблема здесь не столько в том, что кто-то хапнул без меры, а в том, что он владеет хапнутым имуществом негласно. Мало того, еще и добивается права на полную закрытость информации об этом имуществе. Проблема здесь, подчеркиваю, не сводится к вопросам этики. Она имеет социально-экономическое, а в глобальном контексте – историческое значение. Негласное владение имеет далеко идущие негативные последствия для всего общества. Именно на этой почве создаются все условия для непрерывного торжества Гондураса – даже если мы каждые пять лет меняем президентов (а то и чаще).
«Капитализм», который нам не нравится
Директор одного новосибирского предприятия, связанного с переработкой вторсырья, как-то в личном разговоре приоткрыл мне завесу наших скрытых экономических реалий. «Понимаешь, - начал он, - здесь в округе создано четырнадцать предприятий, занятых тем же, чем и мой завод. Только для меня каждый месяц устраивают всякие проверки, а к ним никакая инспекция не подойдет и на пушечный выстрел. А знаешь почему? Да потому, что за этими заводиками стоит сам губернатор, поэтому им никакой закон не писан, а у меня всё перерывают сверху донизу. Я плачу налоги, а они ни черта не платят!».
То, что за некоторыми «инвестпроектами» иной раз торчат уши первых лиц города и области, понятно любому вменяемому человеку. Условный «свечной заводик», которым негласно рулит большой начальник, – вещь привычная и в последнее время очень даже заурядная. Так давно уже принято, и так происходит по всей стране. Если президент, министр, глава региона или мэр активно «топят» за какой-нибудь инвестпроект или проявляют трогательную заботу о монополистах, то у нас возникают законные подозрения в их прямой личной заинтересованности или в тайной договоренности с основными выгодополучателями.
В контексте сложившихся социально-политических отношений так называемая «государственная поддержка» экономики никогда не преследует стратегических целей, а является совершенно банальным использованием полномочий в корыстных интересах отдельно взятых должностных лиц. Я не утверждаю, что представители власти все как один понастроили себе «свечных заводиков», но вряд ли стоит отрицать, что их «конструктивная» работа с так называемыми хозяйствующими субъектами преследует вполне прозаические цели, к экономическому развитию страны отношения не имеющие. Собственно, я говорю сейчас о хорошо известных вещах. Но я вынужден обратить на них внимание, ибо подобные практики сводят на нет все наши потуги «войти в Европу» через так называемые свободные выборы.
Когда люди, облаченные властью, негласно претендуют на свою долю в целых секторах, мы получаем жирный крест на легализации активов и на переходе к игре «в белую», по четким правилам. Без этого, как было сказано выше, жизнь «как в Европе» не получится в принципе, ибо для поступательного развития экономики в интересах всего обществе не будет адекватных правовых механизмов. Еще раз отсылаю к исследованиям де Сото, который разобрал данную тему по полочкам. Правда, основное внимание он уделял проблеме легализации активов простых людей, которые в нормальных (по европейским меркам) правовых условиях получили бы серьезные возможности для повышения собственной капитализации. Однако он не исследовал саму природу этой «ненормальности», характеризующей систему социальных и экономических отношений условного Гондураса.
Де Сото констатирует сам факт, приводит много примеров. Да, мы понимаем, чем страны третьего мира отличаются от развитых стран Запада. Исследователь выражал надежду, что любой Гондурас рано или поздно эволюционирует в государство европейского типа (якобы, западные страны этот этап уже прошли). Но вот вопрос: с чего начать, за что зацепиться, какие препятствия необходимо учесть в первую очередь?
Так вот, если рассуждать об отсталости нашей правовой инфраструктуры, то необходимо признать, что ее главная причина коренится не в отсутствии знаний и опыта у наших государевых мужей, а в совершенно СОЗНАТЕЛЬНОЙ поддержке такого способа отношений, при котором ключевую роль играют неписаные правила и негласные договоренности. Фактически это означает, что в нашей стране (а равно и у наших ближайших западных соседей) создана именно такая модель «капитализма», где главные преимущества приобретают те «хозяйствующие субъекты», которым удается активно коммуницировать с представителями власти на взаимовыгодных условиях. Негласность является в этой модели принципиальным условием. Способность вступать в «неформальное» общение с властью и решать вопросы за гранью легальных отношений, является своего рода привилегией. Собственно, именно так формируется элитарный круг «избранников», получающих возможность осуществлять свою деятельность вне рамок тех законов и правил, которые определены для основной массы «плебса».
Как мы понимаем, «избранники» абсолютно не заинтересованы в том, чтобы совершенствовать законы, создавая необходимую для поступательного развития экономики правовую инфраструктуру (вспомним еще раз выводы де Сото). Если основная деятельность нашей «элиты» осуществляется во внелегальном поле, то какой смысл обращать внимание на качество законов? Судя по всему, опора на «доверительные» отношения психологически воспринимается как один из маркеров принадлежности к кругу «избранников». Эти предпочтения носят чисто субъективный характер и, скорее всего, машинально воспроизводят предшествующий исторический опыт.
Еще раз подчеркну, что способность реализовать свой интерес во внелегальном поле, используя негласные договоренности и устные гарантии влиятельных лиц, переживается как обретение особого привилегированного статуса. В какой-то мере это является навязчивой имитацией ушедшего в лету сословного уклада. Если хотите – пережитком прошлого, принявшего в новых условиях именно такую карикатурную форму.
Современную Россию, как я уже говорил, иногда открыто сравнивают с феодальным государством. Но это сравнение страдает неполнотой, поэтому необходимо внести некоторые уточнения. Дело в том, что в условиях европейского феодализма собственники, входящие в тогдашнюю элиту, осуществляли свои сделки и договоренности в легальном поле. И этот факт имеет для нашей темы принципиальное значение. Да, круг собственников был серьезно ограничен, но это отнюдь не исключало формализации самих отношений между ними, то есть феодализм сам по себе совсем не исключает игры по правилам, «в белую». Наоборот, именно наличие правил оказало положительное влияние на возникновение западного капитализма в его классическом варианте. Как указывал еще Фернан Бродель, в становлении капиталистических отношений ключевую роль играли как раз представители известных феодальных фамилий, получивших хорошие навыки законного распоряжения собственностью. Негласная игра «по понятиям», «в темную», вряд ли вписывается в данный исторический контекст.
Применительно к нашему случаю напрашиваются другие аналогии. Россия напоминает не столько феодальное государство, сколько религиозную общину, где угрожающе растет дистанция между массой простых адептов и верхушкой наставников, распоряжающихся собственностью общины. Формально и наставники, и рядовые адепты, являются «братьями» и не могут заявлять претензии ни на какие привилегии. Тем не менее, в условиях деградации сообщества, верхушка начинает все чаще и чаще злоупотреблять своим положением, без зазрения совести используя его в корыстных целях. При этом, конечно же, постоянно апеллируя к «высоким ценностям». По большому счету, несмотря на прошедшие рыночные реформы, мы продолжаем жить в условиях совка с его идеологией всеобщего социального равенства. Правда, сейчас мы выходим на последний, завершающий этап деградации этой модели, когда шкурные интересы представителей верхушки уже невозможно затушевать никакой риторикой.
Как мы понимаем, в рамках религиозной общины корыстное поведение верхушки и ее претензии на привилегии формализовать очень сложно, ибо тогда мы сразу же ликвидируем тезис о «братском» единстве. А если это «братское» единство формально отменяется, тогда рядовые адепты ничем уже не обязаны своим наставникам и вольны выдвинуть им претензии и даже заявить о своих правах. В целом, именно такую эволюцию проделало западное общество, когда открытые, узаконенные привилегии верхов в конечном итоге привели к тому, что общество потребовало контракта, а по сути – предельно расширило для себя права, некогда формально выделявшие представителей элиты.
Согласимся, что у нас несколько иной случай. Наши «избранники», в отличие от средневековых феодалов, способны реализовать свои негласные привилегии только в условиях имитации формального равенства прав (вы можете что-либо подобное найти у европейской аристократии?). Именно по этой причине наши государевы мужи и их подельники стараются не афишировать свое имущество. В принципе, удивляться не приходится: собственность, полученную вне легального поля, невозможно морально оправдать в глазах своих рядовых «братьев», то есть основной массы людей. С другой стороны, попытка узаконить привилегированный статус создает повод для протестных настроений.
Мы не знаем, что взбредет в голову нашим «избранникам» в следующем десятилетии, и какие нелепые законы они выдумают еще. Однако нельзя сомневаться в том, что имитация демократии будет и дальше служить самым надежным прикрытием для их теневой жизни, от которой они не смогут отказаться психологически. Поэтому, если российская элита еще не совсем сошла с ума, она не станет совсем уже откровенно формализовать свои аристократические претензии (в чем, конечно же, мы не можем быть уверенными). Что же, в таком случае, является наилучшим способом указанной имитации? Думаю, ответ понятен: это так называемые «свободные демократические выборы» – ничего не меняющие в принципе, зато создающие у народа иллюзию, будто благодаря такой «демократии» мы реализуем-де европейский сценарий развития и демонстрируем полное равноправие. На самом же деле – по факту – у нас под видом этих «демократических» выборных процедур осуществляется масштабное прикрытие теневой деятельности «избранников».
В этой связи я не могу обойти стороной главных творцов указанной иллюзии – российских либералов, устроивших в нашей стране демократию по образцу Гондураса.
Наши выборы, или игра в «загадай желание»
Людоедка Эллочка, как мы помним, обходилась тридцатью словами. Современная демократическая Россия свободно обходится скромным набором правовых кодексов, вполне достаточным, наверное, для маленького островного государства, населенного людьми с интеллектом Эллочки. Конечно, мы долго бились за многопартийную систему, за право свободно выбирать себе главу государства и руководителей на местах. И российские либералы частенько вспоминают те славные времена, когда эти выборы, по их выражению, действительно были свободными.
Тем временем обычные мирские дела как будто бы находятся далеко в стороне от нашего священного права выбирать себе власть. И здесь по существу ничего не меняется. Ну, например, ваш сосед по подъезду постоянно разбрасывается окурками прямо на лестничной площадке. Попытайтесь эту проблему решить ПО ЗАКОНУ. Думаю, многие из нас сталкивались в своей жизни с чем-то подобным, когда приходится искать меры воздействия на социопатов, живущих с вами по соседству. И тут выясняется, что ЗАКОННЫХ способов во многих случаях совершенно недостаточно, а иной раз их вообще нет. Примеров тому не счесть.
Так, в одном новосибирском ТСЖ пытались разобраться с жильцами, которые парковались прямо на газонах и детских площадках. Уговоры, упреки и даже обращения в полицию не действовали. Тогда, с помощью депутата городского Совета, собственники передали свои пожелания самому мэру. Ответ звучал примерно так: решать данный конфликт должны сами жильцы, власть тут совсем не при чем. Точка. Думаю, любой из нас понимает, что «решать конфликт», не имея законного права на определение меры наказания, можно только за рамками закона. К этому, в общем-то, нормальных людей и подталкивает несовершенство российского законодательства.
Как раз по этому поводу приведу еще пример. Один асоциальный тип, живший в элитной многоэтажке, выгуливал свою собаку бойцовской породы прямо на детской площадке, причем, без намордника. Как мы понимаем, уговоры со стороны соседей на него не действовали. Полиция также не реагировала на их обращения, поскольку тратить время на какую-то «ерунду» (а по нашим законам это и впрямь «ерунда») охранникам порядка было утомительно. К счастью, в этом же доме жил депутат городского Совета, который взялся помочь своим избирателям так, как было в его силах. Будучи заядлым охотником, он решил применить свои навыки в отношении опасной псины, и в один прекрасный день шмальнул по ней прямо с балкона из автоматического карабина. Псина осталась живой, но ее хозяин после этого выстрела сразу же перестал испытывать терпение людей.
К чему я рассказываю эти истории? А к тому, что за годы так называемых рыночных, либерально-демократических реформ, когда мы, вроде бы, создавали новую политическую систему по западным образцам, наше законодательство ни на шаг не продвинулось в сторону развитых стран. Правовая инфраструктура практически осталась на всё том же совковом уровне. Такое впечатление, что реформаторов совсем не интересовало именно та сторона общественной жизни, где ключевую роль играет закон. Как я уже сказал, закон в нашей стране либо вообще не применим ко многим сторонам жизни, либо составлен так, что становится несовместимым с нормальной жизнью вообще.
Вывод напрашивается только один: инициаторы рыночных реформ на ставили во главу угла игру «в белую». Во всяком случае, такие задачи не стояли для них на первом месте. Декларируемое «равенство перед законом» и мнимая «борьба с привилегиями» становились неплохим прикрытием для негласных сделок и договоренностей, в силу чего внелегальное поле стало со временем играть решающую роль в жизни страны. Таков был, судя по всему, исходный запрос со стороны претендентов на статус «элиты», в конце концов, реализовавших свои исходные установки.
Возможно, кто-то не улавливает связи между неразберихой нашей повседневной жизни (это когда приходится из окна лупить из карабина по собакам) и сферой экономических отношений. На самом же деле любое общество, будучи живой системой, как и всякий живой организм не развивается по частям. Поэтому убогость правовой инфраструктуры сказывается сразу на всех уровнях жизни и на всех сферах деятельности – от разборок с соседями по подъезду и до оформления прав собственности на свечной заводик (не говоря уже о сохранении этих прав).
В этой связи у меня возникает вполне закономерный вопрос: почему светочи современной российской демократии, почти целое десятилетие имея в своем распоряжении рычаги влияния на политическую систему, так и не удосужились взять курс на совершенствование российского законодательства по образцу любимых ими западных стран? Вместо этого мы наблюдали череду острых баталий за выборные места в тех или иных органах власти, и именно это шоу нам преподносили как величайшее демократическое завоевание, ведущее нас в свободный западный мир. Не знаю, чего здесь больше – тупости или лицемерия.
Любой из нас может без труда убедиться, что точно такие же межпартийные баталии десятилетиями происходят в целом ряде развивающихся стран. И поскольку российские либералы не в состоянии воплотить что-то большее, для них было бы намного честнее признаться в том, что страна с их подачи движется не путем США и Германии, а путем Мексики и Гондураса. Во всяком случае, на ближайшие десятилетия рассчитывать на воплощение американского или германского опыта нам под таким руководством не приходится. В противном случае мы имели бы у себя что-то более весомое, заимствованное как раз у развитых стран. Например, похожий Земельный или Жилищный кодекс, нормальную реформу налоговой системы или банковского права. Одним словом, по части ЗАКОННОЙ реализации своих прав дела у нас могли бы сейчас обстоять намного лучше - хотя бы в силу самого наличия таких законов.
Однако весьма показательно, что нам предлагают только те атрибуты западных демократий, которое неплохо имитируют у нас работу тамошних институтов, при этом практически никак не затрагивая внелегальное поле деятельности нашей «элиты». Со «свободными выборами» дело ясное. Но точно так же обстоят дела с так называемой защитой прав, где во главу угла поставлены права национальных и сексуальных меньшинств. Дескать, ежели мы в России поддержим требования ЛГБТ, то еще на сто шагов приблизимся к европейской цивилизации. Тем, кто так думает, я напомню, что в Рио-де-Жанейро свободно проводятся гей-парады, однако это не делает Бразилию похожей на Канаду. Полагаю, если в России узаконят однополые браки, это никак не приведет к росту благосостояния, не повысит качества здравоохранения и не нанесет удара по коррупции. Зато у российских либералов будет повод сказать, будто страна осуществила-де еще одно историческое «свершение» на пути социального прогресса.
Почему из всего набора западных ценностей наши либералы выбирают только то, что можно внедрить простым росчерком пера, понять, думаю, не сложно. Будучи не в силах осуществить на практике серьезные реформы, требующие кропотливой профессиональной работы, они останавливаются на том, что попроще, что доступно мозгам рядового «активиста», на чем можно получить «хайп» ради собственной популярности и пиара. По большому счету, к ним бы не было особых претензий, если бы они не навязывали обществу опасную иллюзию, выдавая за «европейский путь» создание третьеразрядной демократии латиноамериканского типа.
Прозападная риторика и критика авторитаризма смущать нас не должны. Наличие в этой системе оппозиционных партий диктуется самим сценарием имитации демократических институтов. Точно так же не выходит за рамки указанного сценария и появление на политическом небосклоне узурпаторов и тиранов. В этом смысле путинский авторитаризм – вопреки либеральным заклинаниям – совсем не является сворачиванием с пути наших «демократических реформ», а реализуется в полном соответствии с их истинной логикой.
Сегодня в кругах либеральной оппозиции стало очень модно «бороться» с путинским авторитаризмом путем выставления своих кандидатов на выборы в законодательные органы власти и в местное самоуправление. Тем самым наглядно укрепляется сомнительный тезис о том, будто «путь в Европу» осуществляется через представительство «хороших людей». Иначе говоря, сознание российских граждан намеренно ослепляется моральной риторикой. И ничего действенного, кроме этой самой риторики, российские оппозиционеры предложить не в состоянии, поскольку их участие в этой системе, еще раз подчеркну, определяется всё тем же сценарием имитации демократии.
Опыт Новосибирска прекрасно показал, что вся наша «объединенная оппозиция», несмотря на свои политические победы, никогда не выходит за рамки отведенной им роли – поддерживать иллюзии перемен, не меняя ничего по существу. Нет даже смысла доказывать, что легальная деятельность наших «борцов с преступным режимом» совершенно не затрагивает устои нынешней системы власти, где все ключевые и жизненно важные решения, как я уже отмечал, принимаются вне легального поля.