Шумеры превратили почти непригодную для жизни южную Месопотамию в землю столь цветущую, что она, возможно, стала прообразом Эдемского сада. Шумеры создали клинопись, которой народы Передней Азии будут пользоваться три тысячи лет. Их достижения можно только перечислять страницами. И что же? Уже во втором тысячелетии до н.э. шумерский язык стал мертвым священным языком, на котором не говорили, но еще молились и произносили заклинания. А потом и вовсе позабыли. До XIX веке о самом существовании этой цивилизации ничего не было известно. Считалось, будто Месопотамию с древнейших времен населяли семитские народы. Библейский Авраам вышел из «Ура халдейского», хотя во времена Авраама он был еще шумерским. Но в библейские времена о шумерах уже забыли.
О хеттах помнили смутно. Этноним «хетты», «хеттеи» встречается в книге Бытия, но о хеттском государстве – сверхдержаве бронзового века – ничего не было известно до XIX – начала XX веков.
О Египте, другой великой цивилизации и сверхдержаве, знали много больше, и просуществовала эта цивилизация очень долго. Но и Египет стал со временем провинцией державы Птолемеев, Римской империи, Византии, Халифата.
Древняя великая культура, которая и сейчас потрясает своим совершенством, оказалась забыта глубоко и прочно. И только ученые-египтологи в XIX—XX веках раскопали останки этой грандиозной цивилизации и развезли их по музеям Англии, Германии и даже далекой России. А ведь в Египте не было депопуляции. Потомки древних инженеров, строителей пирамид и храмов, живут и сейчас.
Мы часто говорим об экономической и культурной отсталости, переживаем, что не можем нагнать ушедшую вперед Европу, или Америку, или Японию. Но если бы наши опасения хоть чего-то стоили и «отсталость» была непреодолимой, то никаких Франций, Британий и Германий и не было бы среди первых держав мира. Власть нам миром должны были делить Египет и Шумер, Ашшур (Ассирия) и Элам, майя, тольтеки, сапотеки и еще многие. Не Нью-Йорк был бы величайшим городом Нового Света, а какой-нибудь Теотиуакан. Не парижские, а вавилонские, или даже урукские моды господствовали бы «во всем цивилизованном мире».
Но из великих цивилизаций древнего мира до нас дожила только китайская. Почему?
Куда исчезают цивилизации?
В упадке большинства древних цивилизаций, как и в исчезновении древних этносов, есть общие черты. Почти повсюду картина гибели схожая. Приходят «варвары», не обязательно грозные и воинственные завоеватели, иногда – просто какие-нибудь «мигранты», и все рушится.
Последнее большое шумерской государство – государство III династии Ура, погибло при очень странных обстоятельствах. С запада пришли племена кочевников-амореев. Они ничем не напоминали, скажем, грозных монголов Чингисхана, что через три с половиной тысячи лет завоюют большую часть Евразии. Нет, ни лошадь, ни верблюд еще не были даже одомашнены. В распоряжении амореев были стада овец и коз, боевое значение которых сводилось к нулю. Вооружены амореи были примитивно, однако их нашествие почему-то привело к гибели большое государство. Власть правителей Ура рухнула, страна распалась. Разгром довершили старые враги Месопотамии – эламиты. Закончилась история великого народа. В Месопотамии и на всем Ближнем Востоке наступила новая эпоха, по-своему тоже интересная. А завершится она еще более странно и трагически – Катастрофой бронзового века.
Несколько столетий успешно развивались богатые цивилизованные страны. Хеттская держава. Великие города Угарит, Библ, Мари, Вавилон. Минойская цивилизация на Крите. Знатные и обеспеченные люди жили во дворцах, оснащенных канализацией и водопроводами. Процветающее сельское хозяйство позволяло прокормить большие, густонаселенные и при том благоустроенные города. Торговля связывала Левант с Западным Средиземноморьем и даже с европейским побережьем Атлантики. Появилось алфавитное письмо – одна из величайших революций в истории культуры человечества. И вдруг на рубеже XIII—XII веков всё рухнуло. Все сколько-нибудь значительные города от Трои до Газы были разрушены. Хеттское государство уничтожено. Развалины Угарита и Хаттусы раскопают только в XX века, более чем через три тысячи лет. Территория Ассирии сократилась до собственно древнего Ашшура. Египет устоял, но и он постепенно пришел в упадок. Дворцы и храмы были разграблены и заброшены, письменность забыта на несколько веков. События, сопоставимые с упадком Римской империи, но гораздо хуже, потому что восточный Рим, Константинополь, все же устоял. Впрочем, гибель Западной Римской империи тоже из этого ряда: цивилизации, погибшие загадочной смертью.
Почему? Разве армия Ура была слабее толпы амореев? Разве Хеттская держава могла выставить меньше хорошо вооруженных воинов, чем разрушившие ее загадочные «народы моря» (данайцы, филистимляне и пр.)? Почему военная машина Римской империи оказалась бессильна перед малочисленными германцами?
Гибель бесписьменных цивилизаций или цивилизаций с нерасшифрованной письменностью (Индская) еще более загадочна. Жили-были богатые и культурные народы, строившие пирамиды, водопроводы, дворцы. И вдруг почему-то пришли в упадок и исчезли, растворились. А если не исчезли, а дожили до наших дней, то еще более странно. Майя и теперь населяют Гватемалу, Сальвадор, Белиз, Гондурас, некоторые районы Мексики, но их цивилизация пришла в упадок задолго до прихода европейцев.
Кто виноват?
Именно гибель древних цивилизаций, исчезновение древних этносов и появление этносов новых попытался объяснить Лев Гумилев своей пассионарной теорией этногенеза. Еще будучи студентом исторического факультета Ленинградского университета, он поставил проблему примерно так: откуда берутся и куда деваются народы?
Насколько мне известно, теорией Гумилева на Западе вообще не заинтересовались. В России ею интересуются, как правило, за пределами академического сообщества. Считается, что все это пустые фантазии. А что же тогда не фантазии? Гибель древних цивилизаций либо вообще никак не объясняется, либо объясняется неким «комплексом причин». Но «комплекс причин» (от внутренних социальных катаклизмов и внешних угроз до перемены климата) может постфактум объяснить любое явление. И трудно найти в истории эпоху, когда этот «комплекс причин» бы не действовал. Социальные противоречия всегда разъедают развитые общества. Природные катаклизмы тоже случаются время от времени. Внешние угрозы появляются регулярно. Но почему-то в одних случаях цивилизация гибнет, создавшие ее этносы исчезают, а в других они успешно преодолевают кризис.
Климатическая версия достаточно старая, но в наши дни она набирает все большую популярность, так как совпадает с мейнстримом общественной мысли. А этот мейнстрим все больше определяется «религией глобального потепления». С каждым годом политики, бизнесмены и сотрудничающие с ними учёные убеждают народы: нет, мол, большей угрозы для человечества, чем потепление. Соответственно, в истории человечества начинают искать аналогии. Изменениям климата (чаще потеплением, чем похолоданием) объясняют упадок и гибель древних государств.
В самом деле, климат всегда влиял на жизнь людей, тем более – в древнем мире, когда зависимость человека от природной среды была выше. Лев Гумилев, кстати, и сам нередко обращался к этой тематике, тем более что его любимые герои – кочевники Великой степи – в наибольшей степени зависели от колебаний климата. Влияние климата на политическую историю – одна из его любимых тем.
Из статьи Л.Н. Гумилева «Изменения климата и миграции кочевников», опубликованной в 4-м номере журнала «Природа» за 1972 год. «Степь превращается в пустыню, и только остатки полузасыпанных песком городов наводят на мысль, что здесь некогда цвела культура. Суховеи из засохшей степи врываются в лесную зону и заносят пылью леса. Снова мелеет Волга, Каспийское море входит в свои берега, оставляя на обсыхающем дне слой черной, липкой грязи. На севере тают Белое, Баренцево и даже Карское моря: с них поднимаются испарения, заслоняющие Солнце от Земли, на которой становится холодно, сыро и неуютно. Отступает в глубь земли вечная мерзлота, являющаяся водоупорным горизонтом. Значит, изменяются фитоцинозы, кормящие оленей, а вслед за этим впитываются в оттаявшую землю воды из неглубоких озер тундры. Рыба в них гибнет, и в тундре воцаряется голод».
Адептам религии глобального потепления очень бы понравились эти слова, хотя Гумилев писал о связи изменения солнечной активности с путями циклонов через Евразию и влиянием циклонических маршрутов на историю народов Евразии.
Между тем, Гумилев справедливо считал, что одной лишь переменой климата, даже столь катастрофической, упадок цивилизации, исчезновение этноса объяснить невозможно. Это лишь один из факторов, пусть и очень важный. Тем более, что цивилизации бронзового века (не говоря уж о более поздних), созданные оседлыми народами Ближнего Востока, Средиземноморья, Индии, гораздо меньше зависели от перемены климата. Экономика этих стран была, в большинстве случаев, связана с ирригационным земледелием. Египтяне, шумеры, жители долины Инда (не известной нам этнической принадлежности) создавали свои цивилизации в борьбе с жарким, засушливым климатом. Да, со временем плодородие почв могло падать (как в той же Южной Месопотамии), но все же Нил, Тигр, Евфрат, Инд и даже Иордан никогда не пересыхали вовсе. Возможность вести доходное хозяйство сохранялась. А Египет оставался богатейшей хлебной провинцией даже во времена Византии, когда о грозной державе Тутмоса III или Рамзеса II не осталось уже и воспоминаний.
Обилие исторических источников не позволяет объяснить ухудшением климата и упадок Рима. Конечно, климат менялся, и это оказывало влияние на жизнь людей. Скажем, похолодание в Европе в период «Малого ледникового периода» навредило экономике Европы. Пандемия чумы приостановила ее развитие и привела общество к тяжелому кризису. Однако европейские народы не исчезли с лица земли, а вскоре вступили в эпоху Возрождения. Голод и неурожаи мешали развитию Европы, но не смогли его прервать.
Тем более нельзя объяснить упадок древних народов краткими природными катаклизмами, вроде землетрясений или извержений вулканов. А это тоже часто делается, например, при попытках объяснить упадок Минойской цивилизации. Землетрясение может разрушить дворец, но кто мешает поставить новый на его развалинах?
Катастрофическое извержение вулкана Уайнапутина (1600 год) привело к временному похолоданию в северном полушарье и спровоцировало неурожай и голод на Московской Руси в 1601—1603 годы. Голод способствовал падению популярности царя Бориса Годунова и обострению династического кризиса. Вмешались и соседи – начались события Смутного времени. Тот самый пресловутый «комплекс факторов». Однако Россия не погибла. Русская экспансия в Сибирь даже не прервалась. Государство, пройдя через тяжелейший кризис, укрепилось настолько, что уже в середине XVII века отвоевало у Речи Посполитой Киев и Смоленск. Словом, катастрофа повлияла, конечно, на жизнь одного поколения, но не оборвала развитие страны. Цивилизация не погибла.
Следовательно, «комплексная» и «климатическая» гипотезы явно не могут объяснить сами по себе упадок цивилизаций и исчезновение большинства древних народов.
Для науки будущего
Гумилев считал, что судьба этносов связана с уровнем пассионарного напряжения. С количеством в системе пассионарных (социально активных) людей. Их нехватка делает этнос беззащитным. И тогда процветающие города капитулируют перед кучкой кочевников. Если количество активных, энергичных носителей языка и культуры невелико, то некому противостоять экспансии чужаков. Люди боятся обнажить меч в свою защиту и в защиту своих богов, своих святынь, своих традиций и обычаев. И тогда они встают на колени.
Об упадке Египта, исчезновении самой памяти о Шумере и даже о Катастрофе бронзового века источников много, но все же недостаточно для обоснованных выводов. Но вот о крушении Западной Римской империи мы знаем неплохо. Грозные римляне перестали служить в армии. Они начали нанимать одних варваров для защиты от других, а сами уже не воевали, не могли защитить себя сами. Мы еще умеем себя защищать, а вот наши западные соседи, наши давние учителя в искусствах и науках, кажется, все более теряют эту способность.
Потомки жестоких, но храбрых корсаров, алчных, но предприимчивых колонизаторов теперь стоят на коленях. Унижаются и просят прощения за вину своих предков. Жестокие были эти предки, конечно, но именно они создали великую западную цивилизацию. Но не ждет ли их потомков судьба шумеров или хеттов?
Агрессивные, воинственные народы со временем теряют свою агрессивность и становятся жертвой соседей или даже скромных переселенцев. Эти явления отмечали задолго до Льва Гумилева, просто искали им другие объяснения. Скажем, Жан-Жак Руссо считал, что во всем виноваты искусства и науки: «Римляне признавали, что их военные доблести стали угасать по мере того, как они начали разбираться в картинах, гравюрах, ювелирных изделиях и поощрять изящные искусства. Этой знаменитой стране как бы суждено служить вечным примером для других народов; возвышение Медичи и возрождение наук снова — и, быть может, навсегда — убили воинскую славу, которая, казалось, вновь осенила Италию за несколько веков перед тем».
Конечно, взгляды Руссо наивные и устаревшие, но он отмечал то же самое явление: постепенное ослабление «цивилизованных» народов. Руссо работал на уровне своего века, Гумилев – на уровне своего. XX век стал веком стремительного развития естественных наук и развития идей научной интеграции. К этой интеграции стремился и Лев Гумилев, за что его и принято ругать и вообще относиться насмешливо, считать его взгляды «ненаучными». Но так ли они ненаучны по сравнению с «климатической» и «комплексной» гипотезами? Критерий истины – практика, а в случае исторической науки – соответствие историческим фактам. Противоречит ли им гипотеза Гумилева? На мой взгляд, не противоречит. Просто объяснения Гумилева не привычны для гуманитария и не освящены авторитетом европейского признания. Вот писал бы он не о пассионарности как эффекте биохимической энергии, а об «идее», или о «духе народа», придирок было бы меньше. Гуманитарии давно привыкли использовать красивые, но мало что объясняющие понятия. По моим наблюдениям, как раз физики, биологи, математики относятся к теории Гумилева с интересом. Может быть, они со временем помогут историкам найти естественнонаучные основы пассионарной теории этногенеза. Наука XXI века ответит на вопрос, поставленный в веке XX.