Понедельник, 04 октября 2021 16:49

Выборгское воззвание и несостоявшаяся революция

Автор Андрей Тесля
Оцените материал
(2 голосов)

Рецензия на книгу:

Соловьев К.А. Выборгское воззвание: Теория и практика пассивного сопротивления. – М.: Кучково поле Музеон, 2021. – 320 с. : ил.

 

Как справедливо отмечает в самом начале своего труда автор – данная книга суть первое монографическое исследование обстоятельств появления и значения «Выборгского воззвания» 1906 г. Исследование протекает в двух планах: во-первых, это событийная история «Выборгского воззвания» - от созыва первой Государственной Думы до влияния подписания воззвания на биографии подписантов. Этот план выписан детально, с привычной для автора скрупулёзностью, вниманием к деталям и множественностью перспектив – от думцев до правительственных верхов. Однако далеко не этот план представляет главный интерес работы, тем более, что ничего принципиального нового он не сообщает – в принципе, фактическая сторона дела никогда не была предметом недоумений.

То, что сообщает работе намного больший интерес и значимость – это второй план, объяснение/прояснение логик, из которых возникает конкретный политический жест – Выборгское воззвание.

Отсюда – и композиционное решение работы: ½ текста посвящена описанию событий, предшествующих роспуску Думы, объявленного ранним утром 9 июля 1906 г. В свою очередь основной текст сопровождается большими примечаниями, прежде всего – передающими конкретные голоса, мнения момента – обильными выписками из перлюстрированной переписки депутатов и членов Государственного Совета[1], опубликованной и неопубликованной переписки, не попавшей в фокус политического надзора, докладными записками и мемуарными записями бюрократической верхушки и т.п. Это многоголосье, конкретика суждений – которое значимо явственно просвечивающим если не единством, то зачастую близостью понимания, не столько суждений о конкретной ситуации, сколько логикой, на которой эти суждения и оценки базируются. И, наконец, перебивает линейную логику изложения серия развернутых биографических очерков о ключевых персонажах этой истории, от Иван Логгиновича Горемыкина, в 1906 г. - председателя Совета министров, до Павла Ивановича Новгородцева – депутата Думы, московского профессора и одного из ключевых философов права того времени.

Относительно Выборгского воззвания довольно быстро сложился своеобразный консенсус – в силу очевидности, хода дальнейших событий, оно расценивалось как неудача, к тому же повлекшая за собой исключение из последующих созывов Думы целого ряда ключевых фигур «Партии Народной свободы» (кадетов), по суду ограниченных в пассивном избирательном праве. Призыв к пассивному сопротивлению – отказу в платеже прямых налогов, отказу от исполнения воинской повинности – не нашел отклика и тем самым оказался не только не имеющим результата, а дающим результат явно нежелательный для инициаторов: сознание, что за кадетами не стоит никакой существенной, готовой действовать силы, что их ссылка на «общественное мнение» означает самое большее – ссылка на общественные настроения, это «мнение» никак не материализуется за пределами газетных страниц и разговоров.

При этом для одних из критиков Выборгского воззвания принципиальная ошибка заключалась в самом призыве к пассивному сопротивлению – в попытке найти компромисс между революцией и сохранением гражданского порядка, в которой сторонники этого понимания видели капитуляцию перед существующей властью. Для других же ошибка виделась именно в революционном порыве – либо фундаментально ложном, либо как несоответствующим стремлениям самих инициаторов воззвания: «ограниченная революционность» в итоге оказывалась изменой собственным принципам и убеждениям – радикализмом большим, чем в действительности, добросовестно были готовы признать для себя самих ее проповедники.

Соловьев последовательно реализует герменевтическую установку – понимать события из их перспективы, реконструировать контекст, отсекая послезнание. В этом в общем-то в теоретическом плане выглядящем само собой разумеющимся ходе (правда, как всегда, сложно реализуемом на практике, в том числе и через ограниченность инструментов, посредством которых этот контекст можно восстановить – и, что не менее важно, сохранить множественность перспектив) – принципиальное отличие исследования от предшествующих работ, так или иначе касающихся темы Выборгского воззвания. Сама тема Выборгского воззвания оказывается в своеобразной тени, отбрасываемой последующим ходом событий – но для участников событий перспектива выглядит принципиально иначе:

«В 1904 г. многие предсказывали революцию, а в январе 1905 г. мало кто заметил, что она началась. Россия медленно входила в революцию и не сразу из нее вышла. В силу этих обстоятельств от 1906 г. многие ждали судьбоносных событий. Ведь у русской революции еще не было своего “штурма Бастилии” и своего “Конвента”. Все это как раз намечалось оппозицией на год созыва Первой Думы, которая должна была сыграть роль Генеральных штатов» (308).

Действия разных лиц и групп – от кадетов и трудовиков в Думе до министров и советников государя – определялись именно пониманием ситуации, а оно сильно отличалось от того, которое открывается в ретроспективе. Прежде всего, Соловьев показывает широко разделяемое переживание новой волны революции – и представление, что роспуск Думы станет к ним толчком. В этой перспективе разойтись, подчиниться императорскому указу – значило бы не только не исполнить своего назначения, но и одновременно отказаться от возможности взаимодействовать, направлять революционный порыв.

В первой части работы автор много места уделяет реконструкции кадетского понимания революции – отличного от леворадикального, выделяя три его основных элемента (60 – 62):

- во-первых, «революция в силу положения вещей», она оказывается результатом «расклада сил в стране»: «не революционеры побеждают, а терпит поражение режим, потерявший всякий нравственный авторитет в глазах населения»;

- во-вторых, «революция без революционеров» - революция не производится «революционерами», ее главный герой – «обыватель, в чьей голове и происходят те химические реакции, в результате которых ломаются вековые устои»;

- и, в третьих, «революция как метаморфоза», изменение существующих правовых норм и представлений.

Кадетское понимание «революции» исходило из понимания революционного процесса как объективного – которому нужно соответствовать и в то же время пытаться привести в соответствие со своими чаяниями, представлениями о должном: источником собственного влияния здесь представлялось совпадение своих стремлений с ходом истории, понимание себя и своих представлений как отвечающих нравственной и политической современности. И отсюда же тем самым вытекала необходимость «идти в ногу» с событиями – интерпретируемыми сквозь историческую рамку, представления о должном ходе революции. До известной степени участники разыгрывали исторический спектакль – оглядываясь на революции прошлого, играя роли в соответствии со сценами из зала для игры в мяч или заседаний Франкфуртского парламента.

Для понимания Выборгского воззвания принципиальным оказывается понимание специфики кадетского «конституционализма» - системы представлений, разделяемой, разумеется, далеко не всеми депутатами от партии народной свободы, но сформулированной ведущими конституционалистами этой партии. Конституция выступает прежде всего практикой – полномочия парламента, реальный объем власти – не то, что непосредственно вытекает из текста закона, а складывающееся во взаимодействии и отстаиваемое. В этом плане знаменитая реплика Набокова, требующего от исполнительной власти преклониться перед законодательной – не утверждение, которое можно вывести из Основных законов, или которое мыслится как некий «естественный порядок», а как притязание – и одновременно нормативное требование: правительство должно преклониться перед Думой, поскольку оно не может править, лишенное содействия народного представительства. Если наличное правительство почитает текущий состав парламента неадекватно выражающим положение в обществе – то оно может апеллировать к народу, провести новые выборы. Но если данный состав народных избранников признается в целом соответствующим народным настроениям – и если есть понимание, что новые выборы в сущности воспроизведут ту же картину – то правительству должно покориться, в противном случае оно утверждает себя противостоящим не другому государственному органу, а самому народу.

В этой логике Выборгское воззвание – как раз «практика конституционализма», акт, не соответствующий строго-формальному толкованию норм Основных законов, но при этом исходящий из фундаментальных конституционалистских представлений – прежде всего из воплощения на практике расхожей в то время идеи, что основанием конституционного строя, тем зерном, из которого развивается представительство, является потребность власти в санкции народных представителей на налогообложение, «нет налогов без представительства». Выборгский манифест, перечисляя основные пункты сопротивления, тем самым собирает и модерную логику гражданства: налоги и военная обязанность – быть гражданином значит прежде всего быть налогоплательщиком и солдатом, отдавать отчеству свое достояние и свою кровь – и тем самым иметь право на участие в общих делах, право на голос.

Принцип народного суверенитета – вступивший в 1906 году в столкновение с принципом суверенной власти монарха (что вылилось в конфронтацию по поводу издания Основных законов – без санкции народного представительства, поскольку в утверждаемой правительством конструкцией речь шла о «даровании», самоограничении, налагаемой верховной властью на саму себя) – оказывается подчинен намного более существенной логике конституционализма как практики. Если для ведущих кадетских юристов – таких, как Кокошкин или Новгородцев, принцип народного суверенитета не выступал в качестве теоретического основания, то фундаментальной оказывалась логика прав и правового государства – при понимании права как исторически эволюционирующего и тесно связанного с нравственным, в разграничении права и закона. Тем самым Выборгское воззвание вновь оказывалось необходимым актом – вытекающим из правопонимания, хотя бы и противоречащего нормам существующего законодательства.

И, наконец, немаловажная сторона дела – переживание моральной обязанности выступить с протестом – как реализация своего нравственного долга даже независимо от последствий (впрочем, радикализм такого суждения выносившие его пытались смягчить, регулярно обращаясь к тому рассуждению, что в конечном счете нравственный поступок еще и оправдывается практически – даже если в близкой перспективе он влечет за собой потери, но в конце концов поступать нравственно – выгодно, в том числе и с политической точки зрения). Этот аспект нельзя забывать – как и значение совместного действия: так, С.А. Котляревский долго нервничал, подписывать ли воззвание – приехав в Выборг уже после его составления (и затем замечая: «да, к сожалению, на поезд я не опоздал»); депутат от Области Войска Донского М.П. Араканцев отказался подписывать воззвание и уехал из Выборга – следом прислав свою подпись телеграммой.

Подписание воззвания и последующее вынужденное отстранение от реальной политической деятельности – стало еще и своеобразной «постановкой жизни на паузу». По крайней мере Кокошкин в 1917 г. прямо говорил о возвращении к прерванному – а предшествующие годы жил прошлым, воспринимая происходящее как некое уклонение от верного пути развития. Во многом схожие настроения были присущи и кн. Д.И. Шаховскому – ушедшему попутно в историческую работу – и целому ряду других видных кадетских деятелей (и здесь сложно не предположить, что такое положение во многом способствовало их «доктринерству», жесткости и теоретичности суждений – поскольку было избавлено от осложнений и компромиссов парламентской повседневной политики).

И, наконец, третий план, возникающий в самом финале исследования, но к прояснению которого направлена вся работа, связан с понятием «ситуации реформ». Для правительства и верховной власти речь шла не только о роспуске Думы – но и переживании ситуации, во многом сродном с тем, что владели кадетами и трудовиками:

«Буря не последовала. 1906 год стал годом “несостоявшейся революции”. Однако ее предчувствие создало особую политическую атмосферу, обязывавшую правящую элиту пойти на значимые институциональные преобразования. Правительство спешило с коренными реформами, предчувствуя возможный неостановимый распад власти. Было очевидным, что если правящие круги не предложат свою “повестку дня”, то с созывом новой Думы они окажутся еще в более трудном положении. Так складывалась “ситуация реформ”, в итоге названных именем председателя Совета министров П.А. Столыпина» (308, 309).

Горизонт исторических ожиданий и переживание «революции» как повторяющей некий – более или менее известный сценарий – в итоге оказывались предпосылкой для их изменения: способность к альтернативному действию обуславливалась в том числе и представлением о предстоящем, если ничего не предпринимать, как заведомо известным – проигрышем знакомой исторической драмы.

 

[1] Материалы перлюстрации не так давно вышли отдельным изданием: Представительные учреждения Российской империи в 1906–1917 гг.: Материалы перлюстрации Департамента полиции / Отв. ред., автор предисловия В.В. Шелохаев; сост. и автор коммент. и предисловия К.А. Соловьев. М.: Политическая энциклопедия, 2014.

Прочитано 1696 раз

Оставить комментарий

Убедитесь, что Вы ввели всю требуемую информацию, в поля, помеченные звёздочкой (*). HTML код не допустим.