отдавая себе отчёт в необходимости оздоровления институтов, чтобы тем самым устранить из нашей общественной системы все противозаконные явления, приведшие к легализации злоупотребления властью;
принимая, наконец, во внимание то обстоятельство, что долг вооруженных сил состоит в защите Отечества, понимаемой, в том числе, как охрана прав и свобод его граждан,
Движение вооруженных сил, только что успешно закончившее важнейшую гражданскую миссию последнего периода нашей истории, объявляет Нации о своём намерении довести до полного завершения программу спасения страны и возвращения португальскому народу прав и свобод, которых он до сего времени был лишён. Да здравствует Португалия!»
(Из радиообращения штаба Движения вооруженных сил, вечер 25 апреля 1974 г.)
В пять часов пополудни 25 апреля 1974 года по коридорам окруженного разгоряченными толпами народа главного здания гарнизона Карму, что в центре Лиссабона, быстрым шагом шел красивый молодой офицер. Через несколько минут ему предстояло встретиться с человеком, сама мысль о рандеву с которым еще неделю назад показалась бы столь нелепой и фантастической, что он предпочел бы немедленно прогнать ее подальше. Хозяин кабинета в конце коридора, куда направлялся мужчина, тоже не мог раньше вообразить себе визит столь необычного гостя. И уж тем более — при обстоятельствах, которые послужили причиной для парадоксальной «аудиенции».
Молодой человек дошел до двери в сопровождении гвардейца и уже в одиночестве переступил порог. Войдя, он встал по стойке смирно, отдал честь и по-военному четко произнес:
- Капитан кавалерийских войск Салгейру Майя прибыл. Я командую отрядами окружения - и немного промедлив, продолжил. - У меня приказ требовать от вас безоговорочного отказа от власти.
В воздухе повисла напряженная пауза. На другом конце комнаты пожилой человек, к которому были обращены слова офицера, не спешил давать быстрый ответ. Калейдоскопическая скорость событий первой половины дня (ни одно из них нельзя было назвать приятным) основательно измотала мужчину, вся предыдущая жизнь которого была далека от необходимости спасать себя из чрезвычайных ситуаций или катастроф. Работа университетского профессора, плавно перетекшая в серьезную политическую карьеру, постоянное пребывание в высшем обществе внутри страны и за рубежом — все это внушало ощущение, что неспешный ритм жизни с возможностью всегда предаться неторопливым размышлениям - это столь же естественно, как и дышать свежим воздухом. Иное и представить было невозможно.
Но в тот момент ни вся прошлая биография, ни преклонный возраст не могли стать поводом для самоустранения от разразившегося ночью кризиса, кульминацией которого как раз и стала встреча с капитаном, годившемся профессору едва ли не во внуки. У таких приходилось принимать экзамены в годы работы в университете. Правда, в военную форму был одет явно не новобранец со студенческой скамьи: в облике офицера отчетливо проглядывал многолетний боевой опыт, полученный на войне в африканских джунглях. Придумать, как начать диалог с соблюдением приличествующего собственному статусу дипломатического этикета, никак не получалось. В итоге пожилой человек, известный всей Португалии как премьер-министр Марселу Каэтану, задал прямой вопрос, касающийся лично его самого:
- Я знаю, что уже не правлю. Но я рассчитываю, что со мной будут обращаться с тем достоинством, к которому я давно привык.
- Это я вам гарантирую.
- Что вы тогда со мной сделаете?
- Вы отправитесь в штаб Движения вооруженных сил. Дальнейшее меня уже не касается.
- Каковы же ваши цели?
- Свобода и демократия. Остальное решит народ и руководство Движения вооруженных сил.
- А какие генералы стоят за всем этим?
- У нас движение капитанов. Большего сказать не могу.
Эта встреча капитана бронетанковых войск и премьер-министра, вскоре после которой последний отказался от власти, несет в глазах современников серьезную символическую нагрузку, ведь она знаменовала конец почти полувековой эпохи в новейшей истории страны. В более широком контексте она подвела черту под пятисотлетней эпохой португальского, да и всего европейского колониализма. В квартале Карму, со всех сторон окруженном войсками и толпами народа, лицом к лицу сошлись прошлое и будущее Португалии: престарелый премьер, олицетворявший собой почти полувековую историю корпоративистской диктатуры «Нового государства» Антониу Салазара (Каэтану на протяжении десятилетий был его ближайшим сподвижником) и молодой офицер, воплощавший в себе образ грядущей демократической республики. Но здесь логично задать вопрос: какие события и процессы могли сделать такую встречу вообще возможной?
Начало 1970-х годов Португалия встретила, будучи самой отсталой страной Западной Европы. Треть населения была безграмотной, средняя продолжительность жизни уступала РСФСР (!!!), хотя небольшая страна на западе Пиренеев почти избежала катаклизмов обеих мировых воин и междоусобных вооруженных распрей, равно как и античеловеческих социальных экспериментов, поставленных на конвейер в СССР в 1917-1953-х гг. Про сравнение с развитыми странами региона типа Великобритании, Франции или даже Испании не могло идти и речи: отставание от них по всем базовым социально-экономическим показателям достигало двух и более раз.
Ситуация усугублялась тем, что свободно обсуждать причины этого отставания и, тем более, предлагать меры по его преодолению, было невозможно: в стране господствовала цензура, а нейтрализацией инакомыслящих занималась могущественная тайная полиция ПИДЕ (Международная полиция защиты государства). Политические свободы были сведены к минимуму: в бюллетенях на парламентских выборах значилась только одна партия: официозный «Национальный союз». Практически такой же фикцией были и президентские выборы (проводились они к тому же нерегулярно): они либо были изначально безальтернативными, либо один из «оппозиционных» кандидатов снимал свою кандидатуру во время кампании в пользу главного претендента на и без того во многом церемониальный пост.
Единственным исключением стала кампания 1958 года: генерал ВВС Умберту Делгаду решил выйти за рамки отведенной ему роли псевдооппозиционера и начал всерьез оппонировать главному кандидату от власти адмиралу Америку Томашу. В итоге даже по официальным данным Делгаду смог набрать четверть голосов (учитывая имевшие место масштабные фальсификации, исход голосования в реальности вполне мог быть и в его пользу). За чрезмерную самодеятельность генерал расплатился в итоге собственной жизнью: в 1965 г. его убили агенты ПИДЕ при попытке тайно вернутся в страну после длительной вынужденной эмиграции.
К началу 1970-х годов во всех слоях общества, включая его консервативные элементы, назрело осознание необходимости перемен. Оно пришло не одномоментно и вызревало параллельно с процессами, которые развивались в Португалии на протяжении десятилетий, начиная с 1926 года. Именно тогда два последовательных военных переворота положили конец пятнадцатилетнему периоду экономической и политической нестабильности Первой республики и установили режим диктатуры, во главе которого сначала оказались генералы. Однако их правление не смогло разрешить экономический кризис, ставший еще более острым после начала Великой депрессии в 1929 г.
Это открыло дорогу к высшей власти молодому министру финансов Антониу ди Оливейре Салазару, который в 1932 году стал главой кабинета министров с практически неограниченными полномочиями. С их помощью он заложил основы «Нового государства» - декларировавшего верность традиционным ценностям (понимаемым, преимущественно, в католическом духе) политического режима на корпоративистской основе с элементами личной диктатуры. Знаменитая фраза Салазара «Я не верю в равенство, я верю в иерархию» могла бы стать девизом его правительства, во главе которого он находился более 35 лет.
Можно ли назвать Салазара успешным государственным деятелем? В каком-то смысле, положительный ответ на этот вопрос дали сами португальцы. Уже в наши дни, в 2007 году Гостелерадио Португалии провело телефонное голосование по выбору «самого выдающегося португальца в истории». Его победителем стал именно Салазар. Конечно, такой результат во многом был связан с ностальгией части старшего поколения по эпохе своей молодости, но это не может совсем нивелировать некоторых очевидных заслуг начального периода его правления. Сразу же после прихода к власти ему удалось установить жесткую финансовую дисциплину, добиться профицита бюджета, стабилизировать национальную валюту и значительно сократить государственный долг.
Американский исследователь Говард Виадра в своей книге «Корпоративизм и развитие: португальский опыт» отмечал: «Люди, пришедшие к власти в «Новом государстве», были искренне озабочены бедностью и отсталостью своей страны. Они дистанцировались от англо-американского политического влияния и выработали политическую модель на основе местных традиций, благодаря чему улучшили тяжелые условия жизни как сельской, так и городской бедноты».
Инструментом легальной классовой консолидации для улучшения положения трудящихся служили синдикаты, объединявшие по профессиональному признаку различные социальные группы, но лишенные при этом права выдвигать политические требования. Этих мер оказалось в краткосрочной перспективе достаточно для того, чтобы избежать гражданской войны — подобной той, в которую оказалась ввергнута соседняя Испания, где исходные социально-политические условия очень напоминали португальские.
Не менее важно и то обстоятельство, что Салазару удалось, несмотря на все соблазны, сохранить нейтралитет Португалии во Второй мировой войне, участие в которой в любом из лагерей было чревато для бедной, внутренне неокрепшей страны катастрофическими последствиями. Более того, нейтральный статус открывал возможности легальной торговли с любыми воюющими державами, что способствовало улучшению экономической ситуации в государстве.
Вполне возможно, режим «Нового государства» смог бы просуществовать и до наших дней, постепенно эволюционируя в некое подобие современной консервативной Польши, но критическим фактором для его выживания стала колониальная проблема — точнее, предложенный Салазаром подход к ее решению. Дело в том, что Португалия после Второй мировой войны только на карте Европы выглядела небольшим пиренейским полуанклавом. В реальности Лиссабон контролировал в Африке территорию, равную половине Британской Индии и богатой разнообразными природными ресурсами. Сюда же можно отнести остатки былой могущественной империи, над которой, как и над Испанией, несколько столетий назад никогда не заходило солнце: это и владения в индийском Гоа, и земли в Восточном Тиморе, и многочисленные острова в Атлантическом океане.
Когда же после мировой войны в мире началась активная деколонизация, то Португалия отказалась последовать примеру западноевропейских держав и предоставить по крайней мере формальную независимость своим колониям. Сменивший в 1968 году Салазара (ушедшего из политики в результате бытовой травмы головы, усугубленной естественным старением) Марселу Каэтану говорил, что утрата заморских владений приведет к превращению Португалии в «третестепенное европейское государство, полностью зависимое от воли более могущественных держав».
Представляется, тут есть и более глубокая причина: совсем небольшая, бедная страна, обладавшая во многом архаичной социальной структурой, просто физически не могла перевести свои владения в режим непрямого, «неоколониального» управления благодаря влиянию в новых элитах и внешнеэкономическим механизмам, как это нередко удавалось англичанам или французам. В результате Салазар выбрал путь прямой военной борьбы с освободительным движением, сопровождавшейся одновременным стимулированием массовой миграции жителей метрополии в колонии на правах привилегированных поселенцев. Как оказалось впоследствии, в долгосрочной перспективе премьер собственноручно подписал приговор им же созданной политической системе.
Первым тревожным звоночком для «Нового государства» стали события в Индостане в декабре 1961 года, где армия Индийского Союза в результате двухдневной военной операции разгромила португальскую группировку в Гоа, Дамане и Диу. 450-летняя история Португальской Индии завершилась превращением их в обычный штат молодого азиатского государства. Далее последовало полномасштабное восстание против владычества Лиссабона в трех африканских колониях — Анголе, Мозамбике и Гвинее-Бисау. К началу 1970-х гг. эти страны стали последними владениями европейцев, не прошедшими деколонизацию.
Повстанцев поддерживали как страны соцлагеря (они делали это напрямую путем поставок оружия), так и Соединенные Штаты, а сама Португалия из-за своего курса в колониях оказывалась во все большей международной изоляции. Необходимость ведения боевых действий сразу на трех направлениях в другом полушарии легла тяжелейшим бременем на бюджет и без того небогатой страны, «съедая» в отдельные годы до его половины. Она же требовала тотальной мобилизации молодых мужчин, сразу же по достижении совершеннолетия отправлявшихся воевать в далекую Африку. И несмотря на все усилия, за тринадцать лет вооруженного противостояния не удалось кардинально решить проблему с повстанцами.
Наибольших успехов к середине 1970-х годов удалось добиться в Анголе: там борцы за независимость были отброшены во внутренние районы, расположенные вдали от побережья (но площадь даже этих неподконтрольных территорий составляла сотни тысяч квадратных километров!). В Мозамбике фронт стабилизировался в северных провинциях, а в маленькой Гвинее-Бисау португальцы потерпели стратегическое поражение: большая часть страны находилась в руках сил сопротивления, которые чувствовали себя настолько уверенно, что смогли уже в 1973 г. провозгласить независимость.
При этом даже в тех местах, где правительство сохраняло уверенный контроль, неадекватное «охранительство» режима не давало воспользоваться богатейшими природными ресурсами во благо государства. К примеру, кабинет министров фактически саботировал разработку нефтяных месторождений в Анголе, так как боялся разрушить привычный общественный уклад из-за того, что появление новой богатой индустрии могло бы гипотетически привести к появлению новой обеспеченной прослойки общества, нелояльной ценностям правящей системы.
К этому моменту большинство кадровых офицеров прекрасно понимало бесперспективность продолжения военной эпопеи — по крайней мере, в прежнем формате. Осознание это стало настолько явным, что даже отдельные высшие генералы прямо озвучивали пожелания смены курса. В январе 1974 г. командующий португальской группировкой в Гвинее-Бисау генерал Антониу ди Спинола опубликовал книгу «Португалия и будущее», где написал следующее:
«Желать победить в противостоянии с повстанцами сугубо военными методами — значит заранее признать поражение, если только нет неограниченных возможностей продолжать войну бесконечно, превращая её в незыблемый институт. Таково ли наше положение? Конечно, нет. Любая стратегия, основанная на жестком курсе подчинения тяжелому военного бремени, в конце концов, приведет к опасности для самих целей национального существования, ради которых и совершаются все эти траты». Сам премьер Марселу Каэтану, который после ухода Салазара выполнял функцию компромиссного лидера, поддерживающего баланс между «либералами» и «ястребами», сначала одобрил книгу, а спустя всего несколько недель, под давлением возмущенного лагеря милитаристов, раскритиковал работу Спинолы и отправил его вместе с соратниками в отставку.
Однако вовсе не фронда генералитета спровоцировала итоговый крах режима. Непримиримая оппозиция вызревала в среде младших и средних офицеров — той прослойки, которая ранее была ключевой опорой правящей системы. Дело в том, что многолетняя война в колониях вызвала необходимость расширения офицерского корпуса за счет привлечения новых кадров из широких народных масс. Таким образом, к середине 1970-х годов офицерство перестало быть элитарным полузакрытым клубом выходцев из высших сословий. Вполне естественно, спектр политических настроений за короткий промежуток времени сместился в нем заметно влево.
Новые офицеры ощущали непосредственно на себе возраставший груз внутренних и внешних проблем государства и общества. Во-первых, они происходили, как правило, из бедных семей, несших основные тяготы экономики военного времени. Часто их родители были вовсе безземельными батраками: в Португалии, особенно в ее южной части, вплоть до последней четверти XX в. (!) не был решен аграрный вопрос: основная масса пахотных угодий была сосредоточена в руках относительно небольшого числа землевладельцев. Во-вторых, Португалия, в отличие от СССР, не была отгорожена от остального мира «железным занавесом», и население, особенно молодежь, была в курсе основных тенденций развития соседних стран Западной Европы, где после 1945 года тренд на демократизацию, секуляризацию и открытость превращается в фундаментальную основу курса на создание массового общества. Поэтому цензура, запрет на любую политическую активность, клерикализм и отсутствие социальных лифтов вызывали крайнее раздражение у поколения младше 30 лет.
Наконец, в третьих, именно эти люди воевали, получали ранения и гибли на далеких фронтах колониальной войны, бесперспективность (а иногда и аморальность) которой была наиболее очевидна прежде всего им самим. Все эти факторы в совокупности в итоге и побудили молодых, но уже закаленных в многолетних боях в африканских джунглях офицеров создать осенью 1973 года антиправительственную организацию, формально названную «Движением вооруженных сил» (ДВС), а неформально - «Движением капитанов». Правящий режим, втянувшись в долгую войну, сам раздул армию до таких размеров, что процессы внутри нее вышли из под контроля, и ни цензура, ни тайная полиция ничем тут помочь не могли. Сук, на котором сидели Салазар и затем Каэтану, оказался срублен.
В 0 часов 20 минут 25 апреля 1974 года на радиостанции Renascença прозвучала запрещенная цензурой песня «Grândola, Vila Morena» в исполнении Жозе Афонсу. Она была посвящена расстрелу демонстрации батраков в деревне Грандола. Это был сигнал к выступлению подразделений, которыми командовали офицеры Движения вооруженных сил, на Лиссабон. Мотивацию восставших лучше всего выразил один из лидеров переворота уже упоминавшийся капитан Салгейру Майя, обратившийся к солдатам со словами: «Есть государства капиталистические. Есть коммунистические. И есть государство, до которого мы докатились. Именно его мы и идем свергать!».
Василий Розанов писал о дореволюционной России, что в 1917 году она «слиняла в два дня. Самое большее — в три». Не будет большим преувеличением сказать, что португальское «Новое государство» «испарилось» и вовсе за три часа: примерно столько продолжались активные попытки сопротивления премьера Марселу Каэтану и его кабинета остановить революцию. Но они оказались тщетными. Даже самые верные власти части, получившие приказ нейтрализовать выступление капитанов, или занимали нейтралитет, или прямо присоединялись к восстанию. А на столичные улицы, несмотря на призывы штаба ДВС оставаться дома, тем временем вышли десятки тысяч людей. В знак солидарности с военными они клали в дула автоматов и танков свежие гвоздики — так военный переворот вошел в историю как «Революция гвоздик».
Интервал между радиосигналом к выступлению и капитуляцией Каэтану составил всего 18 часов. К 14 часам дня он вместе с ключевыми министрами оказался блокирован солдатами, бронетехникой и толпами народа в гарнизоне Карму, где базировалась нацгвардия — специально отобранное подразделение, предназначенное для непосредственной охраны правительства и его главы. В Карму и состоялся приведенный в начале статьи диалог Каэтану с Салгейру Майя. Единственное, чего смог добиться по его итогам диктатор, было, помимо гарантий личной безопасности, минимальное сохранение лица: в обмен на полный отказ от сопротивления нацгвардии власть формально была передана не непосредственно лидерам Движения вооруженных сил, а генералу Антониу ди Спиноле, приобретшему авторитет благодаря своим либеральным, по салазаровским меркам, взглядам, а также книге «Португалия и будущее», о которой выше уже упоминалось.
Так революция и завершилась. За исключением одного эксцесса, когда агенты тайной полиции открыли беспорядочную стрельбу по жителям Лиссабона (в результате поигибли 4 человека, десятки были ранены), переворот прошел совершенно бескровно. Страна вступила в период демократического транзита, продолжавшийся более полутора лет, до ноября 1975 г., когда провалился организованный ультралевыми путч и установилось конституционное правление.
За это время Португалия прошла зону сильной социально-политической турбулентности: если грубо упростить, за власть боролись сторонники европейской социал-демократии и просоветские ортодоксальные коммунисты. Последние проиграли в ожесточенном противостоянии, что объяснялось влиянием такого консервативного института, как католическая церковь, да и многие члены победившего «Движения вооруженных сил» не горели желанием копировать советский опыт у себя в стране и не были противниками частной собственности и институтов европейского правового государства. В этот же период Лиссабон предоставил полную независимость всем своим колониям. Началась история интеграции самой Португалии в структуры ЕС, которая благополучно завершилась обретением полноправного членства в 1986 г.
Так военный переворот, ставший последним в западноевропейской истории случаем смены власти путем военного восстания, позволил одновременно покончить с последствиями «имперского синдрома» и утвердить правовые демократические институты.
Эта статья является своего рода предисловием к фильму «Час освобождения», перевод которого на русский язык был осуществлен при непосредственном участии автора и приурочен к 45-летию Революции гвоздик.
25 апреля считается в Португалии государственным праздником, днем восстановления правового государства и гражданских свобод. Этому событию посвящено множество книг, научных исследований и документальных кинолент. В 1999 г. к 25-летнему юбилею переворота по заказу частного телеканала SIC (Sociedade Independente de Comunicação) была снята полноценная видеореконструкция событий 24-25 апреля, где подробнейшим образом показаны действия революционных офицеров и попытки им противостоять со стороны диктаторского режима.
Фильм начинается с прибытия командующего операцией по государственному перевороту Отелу ди Карвальи в штаб ДВС вечером 24 апреля 1974 г. и заканчивается документальными кадрами декларации о создании Совета национального спасения, зачитанной генералом Антониу ди Спинолой в следующую ночь. Таким образом, сутки революционных событий режиссеры уложили в два с половиной часа фильма.
Особый интерес «Час освобождения» («A Hora da Liberdade”) представляет потому, что он основан на одноименной книге, написанной коллективом историков и журналистов и представляющей собой полноценное исследование с привлечением документов, воспоминаний, свидетельств участников революции и ее очевидцев. Такую своеобразную «экранизированную монографию» мы и предлагаем впервые вашему вниманию на русском языке в день юбилея.
Ссылка для просмотра фильма: https://vimeo.com/332118794/cb4b86d901?fbclid=IwAR1zke7KtwVFpQFZXoeFw9NqJ6zl_6RrOhFKhWIg3YYPPoMCpWbHHn4Ux-Y