Возможно, это наивно, но я всё же не верю в возможность новой гражданской войны в России: народ кажется слишком усталым и слишком прагматичным для неё, и этому, как видимо, стоит порадоваться. Но то, что самого плохого не случится, не значит, что не случится иного плохого, если в России живёт два (как минимум) разных народа, и эти два народа презирают друг друга. Ненависть ещё можно возвеличить. «Гнев, о богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына…» и так далее, пятнадцать тысяч строк гекзаметром. Ореол славы героя озаряет и его достойного противника. Презрение возвеличить нельзя, оно как подспудное гниение. Презрение – это когда «глупый пингвин робко прячет тело жирное в утёсах», в то время как буревестник «гордо реет». Умри один из них – другой и глазом не моргнёт, а в особенности гордо реющий буревестник.
В России накопился богатейший опыт нежелания договариваться. Все мы знаем, что Ельцин разогнал парламент, и большинство из нас его за это порицают. Россия в итоге демократии так и не вкусила, зато слово «демократ» (почему-то применяемое к разогнавшему парламент Ельцину) стало ругательным.
Но ведь это был далеко не первый опыт подобного самоуправства. Дважды разгонял только что дозволенную Думу император Николай. Добился он этим, в частности, того, что левые силы (законно избранные!) оказались вытеснены из контролируемого пространства разговора и сотрудничества в пространство полутени, где наибольшее влияние неизбежно оказывалось у радикалов, которые лучше всего умели уходить от контроля, а к сотрудничеству и не стремились.
Затем разогнали Учредительное собрание (законно избранное!) уже большевики. Заметьте: Учредительное собрание тоже было левым, тоже обещало крестьянам землю (популярная придумка эсеров, за которых и голосовали массы). Оно всего лишь было недостаточно радикальным для большевиков и пыталось вести какие-то смешные разговоры, вспоминать какие-то давние обещания. А зачем вести разговоры и выполнять обещания, если можно просто выставить караул и не пустить депутатов в Таврический дворец? Демонстрации в поддержку Учредительного собрания? Демонстрации можно разогнать и расстрелять.
Ельцин не был первым. Учитывая предшествующий исторический опыт, нехитрая ельцинская тактика продавливания и навязывания целой стране решений, принятых узким кругом, - совершенно понятна. Непонятно только, почему у нас принято называть демократией («видали мы вашу демократию») решения, принятые на междусобойчике. Непонятно также, почему у нас превозносят пользу вождизма («сильный лидер»), а народовластие связывают с хаосом, если мы этого народовластия и не нюхали.
Конечно, что такое ослепший глаз Навального по сравнению с мировой революцией? Мелочь. А вот ещё мелочь: электричка «Дубна – Москва», на которой я ехала в воскресенье. Дубна удивительный город: я не видала в нём светофоров, да и «зебры» пешеходных переходов едва заметные, истёршиеся. Тем не менее водители все тормозят, пропускают, сознают, что вот идёт пешеход, не надо давить пешехода. Замечают, значит. Мелочь, а приятно.
И вот в этом милом городе очень грязно – но не везде. Грязно там, где отдыхают люди. Загаженный берег Иваньковского водохранилища и канала имени Москвы. Загаженный лес. Пластик, пластик, стеклотара, пластик. Тут же жарят шашлыки, тут же млеют под солнцем на подстилочках, тут же гуляют дети.
Может быть, в Дубне просто нет трудолюбивых таджиков? Я ехала назад, и вблизи Москвы, а особенно на отрезке Долгопрудный – Бескудниково – Дегунино в чахлой полосе деревьев вдоль железнодорожного полотна было всё то же самое: горы мусора, шашлыки, греющиеся на подстилках люди.
Возможно, что мои представления устарели, но я действительно при всём желании не могу себе представить, как можно добровольно улечься на подстилке, если рядом – куча гниющего мусора. Какое отношение это имеет к демократии? Людям, которые вкладывают в окружающую среду добровольные усилия, не всё равно, что будет с плодами их труда. Людям, которые что-то сделали вместе и которые знают, как это трудно, - легче уважать друг друга. И им есть за что друг друга уважать.
А потом: почти невозможно надеяться, что проповедь патриотизма (Бессмертный полк, георгиевская ленточка, Гагарин – первый в космосе) пересилит для молодых людей реальность, данную им в ощущениях. Как можно ценить нечто столь неухоженное? Как можно осознавать свои права и обязанности в среде, за которую ответственна власть, которая должна сперва завезти таджиков?
«Наплевать» (то, что советует привычная неухоженная реальность) и «жизнь отдать» (то, к чему в конце концов склоняет проповедь патриотизма) – это две крайности, между которыми огромное зияющее пространство. Не надо отдавать жизнь, если достаточно прибраться. Не надо великого проекта, если не выполняются малые. Не надо полагаться на вождя – он всего лишь человек.
Не только наши вожди, но и Мао Цзэдун был всего лишь человек, и даже не очень мудрый. Дэн Сяопин, который пришёл ему на смену и которого прославляют как великого реформатора, на деле отличился тем, что старался, по возможности, не вмешиваться в низовую китайскую инициативу, а вглядываться в неё и оформлять её обнадёживающие проявления – так из малого вырастало большое.
Борьба с Навальным, презрение к Навальному («такому же жулику») – это бесперспективные проявления, бессильные судороги «как бы чего не вышло». Если не верите Навальному – найдите того, кому верите. В себя поверьте, наконец. Не может быть, чтобы в России некому было верить, кроме Путина, - этого даже теоретически не может быть.
И если сегодня Москва – город, где на задворках Дома правительства (бывшего Дома Советов) существует, фактически, некрополь погибших за народовластие и законность в 1993-м, это значит не то, что демократия в России вредна или невозможна, а то, что она ещё не сумела победить.