Вече берет свое
«Уведавше же смерть княжю ростовци, и суждалци, и переяславци, и вся дружина от мала и до велика съехашася к Володимерю», - вот такой, прямо-таки Земский собор. И теперь только он решал дальнейшую судьбу «нового Израиля», из первого «царя» которого Давида не получилось.
В ходе дебатов, согласно летописям (они вспоминают об этом факте только в этот момент), представители «демоса» признали, что избрали (именно так) Андрея князем, вопреки воле почившего отца его, Юрия Долгорукого. Последнему дано было «крестное целование», что власть перейдет к младшим его сыновьям. Имелись в виду Михаил и Всеволод, рожденные не от половчанки, как Андрей, но от второй жены. Есть мнение, что она была из Византии, впрочем, источники всегда мало внимания уделяли женам и дочерям князей. В любом случае, коллизия с крестоцелованием объясняет, почему законных претендентов на престол Боголюбский выслал из княжества вместе с их матерью.
То есть, некогда Андрей, тогда еще в расцвете сил и в ореоле воинской славы, показался, куда предпочтительней своих совсем юных сводных братьев. Но отметим, что имея легитимность, основанную на выборе демоса, Андрей попытался заменить ее гибеллинским принципом божественного избрания. Однако граждане городов-государств холопами становиться не захотели.
Здесь надо заметить, что и описанная ситуация, и последующие события наглядно подтверждают концепцию Игоря Фроянова о сходстве политической системы «русских волостей» и древнегреческих полисов.
Уместно его процитировать: «Для полиса и древнерусского города-государства одинаково были характерны единство города и сельской округи, эффективная форма социально-политической организации — республика. Как у полиса, так и у древнерусского города-государства исходной социальной ячейкой являлась сельская община, обоим организмам была присуща яркая выраженность общинных форм быта. В Древней Греции и на Руси XI — начала XIII вв. большую политическую и военную роль играло народное ополчение. И там, и здесь важное место в народном ополчении принадлежало общинникам-земледельцам. И на Руси, как это было в Античной Греции, существовала определенная аристократическая прослойка (боярство), поставлявшая политических лидеров для того или иного города-государства… Наконец, сходство выступает и в формах внешнеполитической жизни. В Древней Греции более могущественные города подчиняли себе меньшие города. То же мы видим и на Руси, где главный город господствует над пригородами, которые тяготятся этим господством и стараются приобрести независимость и самостоятельность».
И вот, после смерти Андрея решение о том, кому княжить, принимает съезд представителей трех север-восточных «полисов» – Ростова, Суздаля и Владимира – находившихся, кстати, в весьма непростых отношениях. Старшие сыновья Боголюбского покинули сей мир еще до его гибели. Младшему, Юрию, по разным оценкам, было от девяти до четырнадцати лет. Но его кандидатура была, видимо, не мила не только по возрастным причинам. С самой намечавшейся самодержавной традицией хотели порвать.
И выбор пал даже не на тех, кому крест некогда целовали, но на сыновей старшего брата Андрея, Ростислава. Итак, собравшиеся порешили звать на княжение Мстислава и Ярополка Ростиславичей.
Кроме того, были и геополитические соображения. Рядом находилось Рязанское княжество. А там на престоле сидел князь Глеб, чья жена приходилась сестрой двум Ростиславичам. Соответственно, иной выбор мог спровоцировать неприятности со стороны южного соседа.
И тут начинается «игра престолов». Владимирские представители едут в Рязань и оттуда, вместе с людьми Глеба прибывают в Чернигов. А там, по стечению обстоятельств находились сразу все возможные претенденты – не только Ростиславичи, но и сводные братья Андрея. Послы били челом первым и заявили: «Отец ваш добр был, когда княжил у нас. А поедьте к нам княжить, а иных не хотим!». То есть, очевиден мотив – возврата «злых» времен Андрея никто не желал.
Однако тут вступает в игру уже черниговский князь, который, видимо, опасаясь усиления Глеба Рязанского, пролоббировал Михалко и Всеволода Юрьевичей. В результате, все четверо «сели за стол переговоров» и постановили: «И здумавше сами, рекоша: «Любо лихо, любо добро всем нам. Пойдём все четверо: двое Юрьевичей и двое Ростиславичей”, …И утвердившеся межи собою, давше старейшинство Михалку».
Неведомо, каким образом, они собирались реально делить полномочия по прибытии на место. Тем не менее, дядья и племянники отправились в путь-дорогу. Но это их решение совершенно не соответствовало вечевому.
Война полисов
Впереди ехали Михалко Юрьевич и Ярополк Ростиславич. Однако в Москве их встретили возмущенные посланцы Ростова, которые заявили Ярополку: «Ты поеди семо, а Михалку рекоша: пожди мало на Москве». Ярополк не стал возражать. Приехал в Переяславль. И там сговорился с горожанами и «дружиной Ростовской». А вот Михалко сидеть в Москве не стал, а почуяв недоброе, сразу отправился во Владимир, где его, что показательно, приняли. Похоже, просто из-за вражды с ростовцами, ведь, вроде, еще недавно совместно выбрали именно Ростиславичей…
И в самом деле, Ипатьевская и Лаврентьевская летописи объясняют нам мотивы владимирцев: «не хотяче покоритися ростовьцем, и суждальцем, и муромьцем, зане молвяхут: пожьжем Володимерь, аль пак [или] иного посадника в нем посадим, то суть наши холопе каменьци [каменьщики]».
То есть, над стольным градом, каковым Владимир сделал князь Андрей, нависла угроза лишиться не то что столичного, но даже «полисного» статуса. Общины «старших», более древних городов презрительно считали владимирцев «каменщиками» Боголюбского, не достойными иметь самоуправление. И согласно летописям, намерены были управлять ими сами, через своего посадника. И на том кончился бы не только проект «нового Иерусалима», но и вольность владимирцев, которую они сами только вот после смерти «царя» ощутили.
Естественно, бунт против «старших» последние не оставили без последствий. Под стены Владимира явилась «вся сила Ростовской земли» во главе с Ростиславичами. Причем в составе этого войска были и «вои» владимирские, которых отмобилизовали ранее и включили в состав единой рати еще до приезда Михаила в их город. Поэтому во Владимире, видимо, осталось не так много боеспособных людей. Оказавшись в осаде, горожане заявили Михаилу: «Мирися, а любо, княже, промышляй о собе». И тому ничего не оставалось, как «промыслить» - отказаться от своих претензий и покинуть княжество.
Ну а владимирцам, в свою очередь, пришлось целовать крест Ростиславичам. После чего был утвержден новый порядок: старший из братьев, Мстислав сел в Ростове, а младший – во Владимире. То есть статус города был все-таки понижен.
Но это было только начало противоборства. Ростиславичи рассматривали Владимир как оккупированную территорию. Управленческие позиции заняли их сподвижники из «Русской земли». Надо напомнить, что тогда летописцы так зачастую именовали расположенные сейчас на территории Украины Киевщину, Черниговщину, Переяславль Русский (ныне Хмельницкий). И вот чужаки «многу тяготу людем сим створиша продажами и вирами». Но переполнило чашу терпения владимирцев фактически святотатство – новая власть покусилась на церковное золото, и главное - вывезла Владимирскую икону Богоматери в Рязань, к покровителю Ростиславичей князю Глебу.
Снова собирается вече. Вначале оно апеллирует по поводу всех этих безобразий к ростовцам и суздальцам. Но те не изъявили желания вмешаться. Видимо, их вполне устраивало дальнейшее унижение «полиса»-выскочки.
И тогда вече призывает снова Михаила и его брата Всеволода, сводных братьев Боголюбского. И начинается уже полноценная война. Братья с черниговским контингентом подходят к Москве, где их встречают владимирцы. А тем временем Ростиславичи пытаются со своими дружинами перехватить врага. Но, когда две силы сходятся неподалеку от Владимира, войско Ростиславичей, согласно летописям, не приняв боя, бежит. Это было расценено как чудо, как явная помощь Пресвятой Богородицы, наказавшей кощунников.
На Владимирский стол садится Михалко и наводит порядок – возвращает чудотворную икону, и даже, согласно летописным сообщениям, казнит, наконец, убийц князя Андрея.
Впрочем, правил он недолго. Вскоре от некоего недуга он скончался. И к власти пришел его брат Всеволод, вошедший в нашу историю под прозванием «Большое гнездо».
Гнездо византийца
Когда Боголюбский изгнал Михаила и Всеволода, как конкурентов на престол, они отправились в Константинополь. И, судя по всему, пребывание в детском и подростковом возрасте в Византии повлияло на формирование стиля правления Всеволода. Заметим, что был он в Царьграде как раз в блестящие годы императора Мануила. Того самого, с кем Боголюбский пытался «согласовать» новоизобретенный праздник - 1 августа, Память Всемилостивому Спасу и Пречистой Его Матери. Мануил умело сочетал имперскую дипломатическую искусность с воинской и даже рыцарской (постоянные контакты с крестоносцами сказались) доблестью. И этот же синтез мы увидим у Всеволода.
Сразу по вступлении на престол ему пришлось вступить в борьбу с вернувшимся в Ростов (с прежними претензиями на первенство) Мстиславом Ростиславичем. Но поначалу Всеволод предложил компромисс: «Брате, оже [если] тя привели старейшая дружина [«бояре»], а поеди Ростову, а оттоле мир возмеве [там и помиримся]. Тобе ростовци привели и боляре, а мене… Бог привел и володимерци. А Суздаль буде нами обче, да кого всхотять, то им буди князь». То есть он объявлял, что не претендует на Ростов. Суздаль волен сам выбрать себе князя. А самому ему нужен только Владимир.
И самое интересное, что Мстислав был не против. Против оказался, обуянный гордыней «демос» Ростова: «Аще ты мир даси ему, но мы ему не дамы». За это пришлось дорого заплатить. В битве на Юрьевском поле ростовское войско было разгромлено. Летописец убежден, что Господь «за грехы наведе на них и наказал по достоянью рукою благоверного князя Всеволода сына Юргева».
Мстиславу удалось бежать. И он в союзе с братом Ярополком и их покровителем Глебом Рязанским продолжил боевые действия. Причем велись они с привлечением половцев и, как сейчас бы это квалифицировали, сопровождались «военными преступлениями». Поэтому, когда Всеволод в итоге разгромил эту коалицию окончательно, степняков перебили, а судьбу плененных князей взялось решать вече.
Летописец утверждает, что намерение Всеволода пощадить побежденных народу не понравилось: «Бысть мятеж велик в граде Влодимери». Князю заявили: «Мы тобе добра хочем и за тя головы свое складываем, а ты держишь ворогы свое… любо казни их, любо слепи, али дай нам». В итоге Ростиславичей ослепили и выслали из Владимира.
Мстислав вскоре умер. А вот Ярополк, несмотря на ослепление, был приглашен на княжение новгородцами. В каком состоянии у него было зрение, летописи не указывают, но можно предположить, что Всеволод, смирившись перед волей «демоса», поступил все же по-византийски. У ромеев была технология неполного ослепления, когда глаза не выжигали напрочь раскаленным прутом, а лишь подносили его очень близко, из-за чего зрение утрачивалось не полностью. Возможно, и в данном случае было проделано нечто подобное.
Однако владимирцы так были озлоблены на последнего Ростиславича, что не позволили ему остаться в Новгороде. По настоянию опять же народа Всеволод арестовал всех новгородских купцов, находившихся в его землях и конфисковал их имущество. Пришлось, чтоб вызволить их, землякам «отпустить», то есть, прогнать Ярополка и заплатить Всеволоду «штраф».
Но владимирцев это не удовлетворило. В наказание они потребовали осадить принадлежавший Новгороду Торжок. А когда Всеволод стал медлить со штурмом, ему было жестко заявлено: «Мы не целовать их приехали, они, княже, Богови лжють и тобе». Торжок был взят приступом и сожжен.
Ну а после завершения всего этого междоусобия Всеволод, из года в год укрепляясь и никогда при этом, не идя против «воли народной», стал самым могущественным князем на всем русском пространстве.
Недаром автор «Слова о полку Игореве» пафосно восклицает: «Великий князь Всеволод! Не помыслишь ли ты прилететь издалёка, отцовский золотой престол поберечь? Ты ведь можешь Волгу вёслами расплескать, а Дон шлемами вычерпать».
Он действительно и половцев бил, и булгар, и мордву. Властно навязывал свою волю южнорусским князьям. «И посла великый князь Всеволод муже свое в Кыев и посади в Кыеве Рюрика Ростиславича», - свидетельствует летописец. А этот Рюрик позже откровенно писал князю Волынскому, Роману: «А нам безо Всеволода нелзя быти, положили есмы на нем старейшиньство вся братья во Володимере племени».
И Всеволод в очередной раз доказывает это, когда у того же Романа возникает объединительная идея, предполагавшая верховенство Киева.
По сообщению Татищева, тот призывал прочих князей: «Вы, братия, известны о том, что Киев есть старейший престол во всей Руской земли и надлежит на оном быть старейшему и мудрейшему во всех князьях руских, чтоб мог благоразумно управлять и землю Рускую отвсюду оборонять, а в братии, князьях руских, добрый порядок содержать, дабы един другаго не мог обидеть и на чужие области наезжать и разорять».
Роман предлагал провести некий съезд, устанавливающий четкий порядок «федеративного устройства» всей Русской земли. Но Всеволоду эта мысль была абсолютно не близка: «Того издревле не было, и я не хочу преступать обычая древняго, но быть так, как было при отцах и дедах наших».
Он продолжал тем самым линию Андрея на понижение статуса Киева и строительство независимого государства на Северо-Востоке. Впрочем, его политика основана была уже не на провалившемся гибеллинстве, но на взвешенном учете интересов дружины и «полисов».
Летописцы именуют его «миродержцем», то есть хранителем мира и порядка во Владимирской земле. Наиболее важные решения князь принимает по совету с «широкими кругами общественности». Очень характерно этот принцип зафиксирован в комментарии летописца по поводу избрания епископа Луки: «Бог позовет и святая Богородица, князь восхочет и людье». И почувствовав в 1211 году, что смерть не за горами, по тому же принципу он решил вопрос престолонаследия: «созва всех бояр своих с городов и с волостей, епископа Иоанна, и игумены, и попы, и купце, и вси люди».
Однако, принятое решение не устроило старшего сына. И с уходом великого Всеволода, «птенцы» его «большого гнезда» вступили в жестокую схватку.
Царица Тамара и русские братья
«Византийство» Всеволода сказалось и в выборе для старшего сына имени, нехарактерного для Руси, имперского – Константин. И у него оказались соответствующие амбиции.
Вариант, запланированный отцом и утвержденный, как выше упомянуто, практически всенародно – Константину княжить во Владимире, второму сыну, Юрию – в Ростове – его не устроил. Князь, носивший имя первого ромейского императора, хотел контролировать оба стольных града земли – и старый, и новый. А брату готов был отдать Суздаль. Юрия и третьего брата, Ярослава, сидевшего в Переяславле Залесском, такой вариант никак не устраивал.
Но здесь стоит задаться вопросом: а как так вышло, что из борьбы за престол выпал сын «самодержца» Андрея? Да, когда-то вече отвергло его кандидатуру, но права то у него были…
Неизвестно точно, когда он был изгнан из отечества. Скорее всего, после утверждения на престоле Всеволода. Княжич Юрий Андреевич бежал в половецкие степи (ведь бабка его была половчанка), где, похоже, провел 7-8 лет. То есть формировался он как правитель и воин уже в степной среде. Но поразительно, что лишившийся престола на Руси, он обрел его в Грузии. Андреева сына сочли подходящим женихом для прославленной царицы Тамар.
Весной 1185 года за Юрием прибыл посланец грузинского двора Занкан Зоровавель. «Меняя в пути лошадей, он не замедлил явиться туда, забрал с собою и доставил… юношу доблестного, совершенного по телосложению, приятного для созерцания» — сообщает биограф царицы.
Юрий в качестве ее соправителя проявил себя как отважный воин и талантливый полководец. В частности, успешно воевал с турками-сельджуками, «захватив с собою сокровища и пленных», «вернулся назад к совершеннейшей и блистательной Тамар».
Однако брак не сложился. Согласно еще одному грузинскому источнику: «у русского стали обнаруживаться скифские нравы: при омерзительном пьянстве стал он совершать много неприличных дел, о которых излишне писать». Кроме этого, он начал репрессии против знати - «стал совершать ещё более губительные проступки: он даже подверг без причины почётных людей избиению и пыткам путём вырывания у них членов». Возможно, по завету отца, он стремился к абсолютной власти (тот, правда, члены не вырывал).
Но кончилось все печально – разводом. Юрий снова отправился в изгнание. По грузинской версии, глубоко несчастным, «не столько ввиду низвержения его с царского престола, сколько вследствие лишения прелестей Тамар».
Он оказался в Константинополе. Тем временем, как сообщает армянская хроника: «…Царство Грузинское находилось в волнении, ибо Тамара, дочь царя Георгия, оставила первого мужа, сына царя рузов, и вышла замуж за другого мужа, из Аланского царства».
Видимо, не всем грузинам пришелся по сердцу новый муж царицы. И вскоре Юрий появился в Эрзеруме. Его поддержала местная знать, и он пошел в поход на столицу страны. Однако был разгромлен, взят в плен, но помилован Тамарой и снова выслан. Позже он еще раз попробует вернуться к власти в Грузии, но снова потерпит поражение. Дальнейшая его судьба неведома…
Так что, его двоюродные братья могли спокойно выяснять отношения в далекой Руси. Сын «самодержца» сгинул в дальних странах.
Борьба Константина с Юрием и Ярославом длилась около четырех лет и закончилась знаменитой Липицкой битвой весной 1216 года…
…А летом 1808 года крестьянка Ларионова, «находясь в кустарнике для щипания орехов, усмотрела близ орехового куста в кочке что-то светящееся». Это оказался шлем, который с тех пор приписывают Ярославу Всеволодовичу. Отец Александра Невского, судя по всему, потерял его, спасаясь бегством после разгромного поражения, которое они потерпели с братом Юрием от Константина и его союзника Мстислава Удатного. Последний вел в бой новгородцев, которые испытывали к суздальцам исконную неприязнь.
В дружине же самого Константина, согласно летописям, были Александр Попович и Добрыня Злат Пояс, прообразы соответствующих былинных богатырей. Так что суздальцам было никак не устоять.
Впрочем, победитель Константин не стал мстить братьям. Напротив, они, наконец, пришли к консенсусу на его условиях и вплоть до кончины «императора» жили мирно.
А после нее, последовавшей всего через два года после Липицкого триумфа, в «Большом гнезде» тоже никакая вражда и рознь не возобновились. Юрий стал великим князем и сел во Владимире. Ростов остался за сыном Константина – Василько. А Ярослав Всеволодович довольствовался Переяславлем, периодически, впрочем, выезжая покняжить в Новгород.
Таким образом, менее, чем через полвека, после смерти Андрея Боголюбского, ничто уже в Ростово-Суздальской земле не походило на тот абсолютистский проект, за который он боролся, и в жертву которому принес собственную жизнь. Восстановился баланс интересов. Князья четко уяснили, что не учитывать волю «полисов» - себе дороже. А сами города-государства Залесской земли росли и развивались - новые (Переяславль и Москва) стремились обрести тот же статус самоуправления, что и старые. То есть, ничто не предвещало централизации не то что всей Руси, но даже Северо-Востока. И уж тем более самовластья…
Игорь Фроянов писал: «Полисы античной Греции, как и города-государства Древней Руси, прекратили свое историческое существование (во всяком случае в качестве полноценных, независимых организмов) в силу внешнего воздействия, в результате массированного стороннего вмешательства».
И это вмешательство было уже на пороге…