Фильмы достаточно известные, в одном из которых кстати, снялся лично Брэд Питт, да в таком гриме, что, надо признаться, при первом просмотре картины я его даже и не узнал. Очень благожелательной была и профессиональная критика, в прямом смысле от участников рынка: брокеров, финансовых аналитиков, банкиров, да и прочего российского финансового, да и всего остального бизнес-сообщества.
Фильм «The Big Short» выпуска 2015 года, в русском переводе «Игра на понижение», действительно насыщен профессиональной терминологией и отличительным жаргоном, что помниться и в первый раз, и в нынешний – требовал
остановки просмотра картины, осмысления сюжета и даже мучительного вспоминания актуальных экономических терминов, смыслов и алгоритмов. Я думаю, по этому фильму у студентов финансовых академий можно смело принимать зачеты, а некоторые профессиональные диалоги были на уровне знаменитой сцены «продажи ручки» из «Волка с Уолт Стрит»…
Второй фильм, «Margin Call» 2011 года в русском переводе «Предел риска», безусловно слабее «Игры…» в профессиональном плане, он больше о неких моральных корпоративных стандартах финансовой Америки. В принципе, кто читал «Финансиста» Драйзера… прошло более 100 лет, а мир финансов не меняется. Хотя, если смотреть на сюжет уж совсем узко «по деньгам»… а что там было неправильно? Там была исключительно профессиональная деятельность, не более… Да, ребята «набрали опционов по полной» и потом начали быстро «шортить и без всяких свопов», а чем это в принципе отличается от большой распродажи стиральных порошков, например, в «Метро»? И последующих финансовых и прочих «страданий», например, «Ленты» и, что еще хуже, парочки независимых сетевых магазинов «дрогери» формата, находящихся в непосредственной близости от «Метро». И надо же такому случиться, у них совсем недавно был представитель производителя данного порошка, и «загрузил» их своим товаром по самое «никуда»… и конечно же по «новой цене», а у «Метро» - «ценовой вход ниже», да и вообще цены еще «старые», так как… объем же не сравним. Кто в такое попадал, испытывает всю ту же гамму чувств, что и герои «Пределов риска».
Поразило меня другое, ранее мною совершенно не замеченное (видимо слишком увлекся профессиональным жаргоном и взрывающей энергией героев). Батюшки, милые – а фильмы то проникнуты… абсолютным антикапиталистическим пафосом! Как же так, православные, фильмы-то американские, рассказывают о непростых буднях «славных строителей» общества изобилия, а если убрать все сбивающие с толку профессиональные диалоги, то в буквальном смысле – мы видим старосоветские фильмы, типа «Коммуниста», «Заговора обреченных», «Путевки в жизнь»… Перегруженные сплошным потоком социалистического морализма и старыми манихейскими образами: «правого» системного порядка Зла и противостоящего ему «левого» юного хаоса Добра. Данную американскую киношную патетику можно смело выдвигать на Ленинскую премию, а сценаристам вручать ордена Трудового Красного Знамени с путевками в образцовый советский профсоюзный профилакторий… на воды!
Как-то мне сразу загрустилось, вспомнил Юнга с его предсказаниями прихода фашизма (национал-социализма) в Германии на основе просмотров немецких фильмов середины двадцатых годов XX века. Вспомнился сегодняшний папаша Байден с его «левыми» демонами в виде Камалы Харис, Ильхан Омар и Берни Сандерса, да вкупе с нашими публичными газетными кликушами - вурдалаками из ведомства «товарища майора». Неужели, думаю, повторно наступают 30-е года XX века с их гомосексуальными «лордами – коммунистами» из «кембриджских пятерок», «нкавэдэшных шпионских гнезд» в окружении демократа – социалиста Рузвельта и французских «народных фронтов» насквозь инфильтрированные «коминтерновскими кремлевскими гнидами»… с их совместными попытками отменить глобальный капитализм. И все эти печальные события в большинстве своем были ведь порождением… американской Великой депрессии первой трети XX века, с ее распадом социальных связей и культом «справедливого» грабежа в «низовых стратах», так великолепно отраженным в недавно вышедшем, очередным антикапиталистическим, уже исторически - голливудском триллере «В погоне за Бонни и Клайдом» с великолепными К. Костнером и В. Харрельсоном в главных ролях.
И мне стало интересно… далее я вспомнил, я же когда-то читал об этих экономических перипетиях, и тогда же мне показалось, что это имеет какую-то аналогию с нашим временем. В конце концов, тогда была Великая депрессия, а мы были недавними современниками - Великой рецессии… не велика разница. Давайте попытаемся восстановить «связь времен», может быть и обнаружим что-то интересное.
Для начала надо сказать следующее: по истории Великой депрессии есть громадный корпус экономической, социальной и исторической литературы, а также великое множество различного рода литературных и кинематографических произведений. Эти события оказались настоящим глобальным триггером нового социального исторического перехода в мировой истории и продолжают влиять на наш глобальный мир, даже сегодня. Скажем так, если бы не Великая депрессия, вряд ли Западный мир на долгие десятилетия начал бы развиваться по кейнсианской экономической модели, запущенной Демократической партией в США до войны, далее подхваченной после войны в Европе: Лейбористской партией в Великобритании, голлистской политикой дирижизма во Франции, эрхардовским «экономически чудом» в Западной Германии. И конечно же, на базе главного глобального кейнсианского экономического института – Бреттон-Вудской финансовой (валютной) системы и ее индустриального продолжения – плана Маршалла по экономическому восстановлению Западной Европы. Советский Союз, в лице Сталина, отказался присоединиться к этому впечатляющему экономическому союзу, так как планировал развязать новую войну с глобальным Западом, как раз надеясь на невозможность восстановления разрушенной войной Европы.
Конечно же, экономическая история Великой депрессии канонически описана в большинстве своем с кейнсианской точки зрения, я же, как последовательный республиканец, являюсь сторонником Австрийской экономической школы и с этой точки буду рассматривать это эпохальное событие.
Австрийская теория экономического цикла объясняет: любому экономическому спаду сначала предшествует финансовый спад, который, в свою очередь, является следствием общего неустойчивого роста на базе неких экономических «бумов». Под устойчивым ростом подразумевается такое состояние экономики, когда работают естественные дефляционные механизмы при ускоренном росте производительности труда, а не ситуации, когда денежная масса увеличивается, из-за государственной денежной инфляции (вспомним кривую Филлипса). Тем самым происходит искусственный дефляционный эффект занижения рыночных ставок из-за массового «накачивания денег» в банковской системе. С дальнейшей «борьбой за ресурсы», по словам Ф. фон Хайека, случайных агентов рынка этот необоснованный рост спроса увеличивает цены на капитальные блага (сырье, первые переделы), надувая ценовые «пузыри» и увеличивая рост издержек текущих инвестиционных проектов или расширенного производства, из-за чего часть инвестиций или производств становятся убыточными, и формируется классический экономический спад с предшествующим финансовым спадом.
Итак… В Соединенных Штатах Америки с июня 1921 по июнь 1929 года общая денежная масса увеличилась на 42,5%, или на 4,5% годовых, при этом общий объем банковских депозитов увеличился на 49,1%. Рост банковских депозитов был достаточно неравномерным, поскольку бессрочные депозиты до востребования выросли на 31,48%, а депозиты с фиксированным сроком возврата (срочные) выросли на 75,75%, в целом резервы банков увеличились на половину, при росте денежного мультипликатора (рост кредитных денег в общей массе денежного предложения) до 18,5%. Столь впечатляющий рост банковского мультипликатора являлся следствием снижения нормы резервирования (часть средств полученных от клиентских депозитов банк резервирует для компенсации случаев невозврата кредитов) в банковской системе по отношению к депозитам юридических и физических лиц, установленный Федеральной Резервной Системой США, созданной в 1913 году. До создания ФРС норма резервирования составляла около 21%, в то время как после создания ФРС этот показатель был снижен до 12%, а иногда опускался еще и ниже и, как следствие, уже к 1928 году объем кредитных средств увеличился на 45%, на целых 18 миллиардов долларов.
Давайте поясним: идея учредить Центральный банк в Америке долгие годы была весьма дискуссионной. К примеру, Томас Джефферсон, один из «отцов-основателей Америки» и Декларации Независимости, третий Президент Америки считал, что учреждение Центрального банка США противоречит Конституции, поскольку государство не имеет права вести бизнес, так как эта практика нарушает традиционные законы о собственности и свободе предпринимательства. В то же время другой «отец-основатель Америки» Александр Гамильтон, профессиональный банкир, получивший в кабинете первого президента Америки Джорджа Вашингтона место государственного казначея, начал экономические реформы, направленные на формирование сильной государственной экономики и, в свою очередь, считал данное учреждение эффективным средством для решения государственных задач. Кстати, эти люди считаются еще и праотцами будущей Республиканской (Джефферсон) и Демократической (Гамильтон) партий, двух направлений в американской внутренней политики: с опорой на граждан свободных самоуправляемых общин, городов и штатов (республиканцы) и на федеральные структуры рационального государства европейского типа (демократы).
Тогда победили идеи Джефферсона, но желание на рациональном уровне пытаться снизить ущерб от финансовых кризисов не оставляло внимания политиков, особенно социалистических оттенков, которых всегда было достаточно в Демократической партии. И вот воспользовавшись приходом к власти в марте 1913 года президента-демократа Вудро Вильсона, демократы смогли пролоббировать совместно с банковским истэблишментом в Конгрессе идею образования Федеральной Резервной Системы, иными словами – Государственного банка США.
Все мы наслышаны о ФРС как о центре практически всех глобальных конспирологических теорий заговоров, в том числе масонских, и если где-то и заседает «мировая за кулиса», то вот именно там, в этом здании рейхсканцелярии «мирового зла». С ощущением легкого азарта попытаемся одним абзацем хотя бы часть этих мифов опровергнуть. Да, действительно, частные банки образовали ФРС и внесли свои вклады… у американского правительства просто на это не было денег, хотя ФРС является в чистом виде государственным органом. Основой финансовой мощи ФРС тогда, и частично сегодня, стали резервные средства банков, теперь располагаемые на балансе и счетах «центрального банка» страны. Следующим залогом непотопляемости ФРС стала контролируемая эмиссия денег под управлением Конгресса США, исполнительной же власти США в том числе и в лице Президента США было запрещено любое обращение к эмиссии, минуя Конгресс. Самое главное – любая эмиссия, особенно на государственные расходы была - возвратной! Это требование неукоснительно выполняется и сегодня, а в те времена оно еще было и достаточно революционным, ведь в некоторых европейских государствах-империях верховная власть могла еще воздействовать на невозвратные эмиссионные процессы.
Например, в России наш цари искренне считали себя «хозяевами земли русской», и мысль о том, что они могут подписать эмиссию рублей на «государевы» нужды, а потом их надо каким-то образом возвращать, приживалась среди них очень трудно. Да ладно, цари, вспомним недавние реформы Ельцина - Гайдара - Геращенко, вся государственная эмиссия денег была невозвратной. Этот процесс «печатания денег», вкупе с издержками советской сверх милитаризированной экономики и низкими мировыми ценами на нефть, и запустили на долгие годы спираль гиперинфляции в нашей стране. Попытка замены возвратности государственных займов на пресловутые ГКО привела к знаменитому кризису 1998 года, многим еще памятному в нашей стране.
В чем была «тонкость линии» между Демократической партией США, сторонницей этатизма как принципа, и американским банковским сообществом, сторонником неограниченного капитализма, при учреждении ФРС? Да, конечно же, в снижении нормы резервирования. В самый пик американских военных операций в Европе в ходе Первой мировой войны и нужды администрации В. Вильсона в государственных кредитах норма обязательного резервирования в 1917 году снизилась до невиданных 7%, и банки отдали возросшую денежную разницу правительству под хорошие проценты. Я думаю, с этих пор и появились, на первый взгляд, противоестественные особые отношения между миром финансов и партийной элитой демократов. Повернутым на госуправлении демократам всегда надо больше денег, чем более равнодушным к государственным интересам республиканцам, отсюда спрос на государственные кредиты и рождает «ласковое» банковское предложение… а конспирология? А конспирология и теории заговоров, как обычно, для «полезных идиотов», особенно из «левого» спектра… будьте здоровы, читайте побольше! Да, и поправляйте здоровье лучше в системе государственного здравоохранения… под это ведь нужны большие государственные кредиты!
Заканчивается Первая мировая война, нормы резервирования в банковской системе, как мы помним, половина от норм до государственного регулирования, само государство в срок и с процентами возвращает частным банкам военные кредиты. Куда идут эти средства? Туда… куда всегда идут «легкие деньги», в недвижимость. Американские строительные и кредитные ассоциации имели активы в 1928 г.— на 8 миллиардов долларов. Из этих активов более 90%, или 7 миллиардов долларов, составляли ипотечные кредиты, а общий уровень выданных ипотечных кредитов составлял буквально астрономическую сумму в 21 миллиард долларов. Как частность, страховые компании из взносов своих клиентов инвестировали почти 5 миллиардов долларов в ипотечное кредитование на 31 декабря 1929 года, что было почти в четыре раза больше, чем эти инвестиции в 1921 году.
Вот современные данные, характеризующие состояние сектора ипотечного кредитования в те времена, посчитанные известным банковским аналитиком В. Смитом: «…непогашенная задолженность по ипотеке увеличилась с 9,35 млрд долларов в 1920 году до 29,44 млрд долларов в 1929 году. Это больше чем 300-процентное увеличение. В 1920 году задолженность по ипотеке составляла 10,2% от благосостояния домохозяйств; к 1929 г. она составляла 27,2% семейного богатства». Корпоративные облигации и государственные облигации показывают рост с 26 миллиардов в 1920 году до 47 миллиардов в 1928 году. Общее финансовое благополучие запустило новый тип жизни…
«Ревущие двадцатые»… конечно же не плачущие, а олицетворяющие ревущий ветер перемен. Из Первой мировой войны Америка вышла «экономическим владыкой мира»: рост промышленности, потребительского спроса и фондового рынка, национальный доход, как в целом, так и на душу населения, рос с каждым годом. Впервые появилось такое понятие как потребительское кредитование, государственные облигации «Свободы» сформировали культуру массового инвестирования, из каждого оформленного доллара народных займов сорок центов шло на покупку ценных бумаг на бирже. Конвейерное производство автомобилей, сотни тысяч людей осваивали новый способ передвижения, появились пылесосы, холодильники, стиральные машины. Америку накрыла, первая волна формировавшегося общества массового потребления и культуры. «Живи сегодняшним днем на полную «катушку», о завтрашнем дне думать будешь завтра…». Кино обрело звук и заняло одно из главных мест в индустрии развлечений. Джаз в буквальном смысле стал музыкой поколения. Дух «ревущих двадцатых» современниками воспринимался как радикальная модернизация и разрыв с традиционными имперскими ценностями викторианской эпохи. Благодаря новым технологиям и финансовым спекуляциям, всё казалось легко осуществимым.
Спекуляции как жилой, так и коммерческой недвижимостью переживали период роста с начала 1920-х годов. По экспертным оценкам, доходность от сдачи в аренду жилья в несельскохозяйственном секторе США увеличилась более чем на 400 процентов в период с 1918 по 1926 год. Выпуск ценных бумаг недвижимости заметно превзошел выпуск железнодорожных облигаций и составил почти 23% от общего объема выпуска государственных корпоративных долгов на пике рынка в 1925 году. Кроме того, активность на рынке коммерческой недвижимости была географически сосредоточена в двух городах. Здания в Нью-Йорке и Чикаго обеспечили 46,2% и 25,9% выпуска на сумму более 1 миллиарда долларов соответственно. Мало того, что рынок был достаточно велик, чтобы предполагать влияние на крупномасштабное коммерческое строительство, он был сосредоточен в двух городах с наиболее известными фондовыми и товарными биржами.
«Секьюризация» - ценная бумага, созданная на основе пула объединения стоимости первичных активов… ведь этот эфемерный образ был создан именно в эти годы… Вспомните упомянутый выше фильм «Игра на понижение» - завязка главной интриги сюжета начинается именно с новым типом секьюритизации… вот и появляются первые пунктирные линии к нашим дням.
Базовой сборкой секьюризированных облигаций стали ценные бумаги по ипотечным жилищным кредитам, известные в то время как сертификаты гарантированного участия в ипотеке (GMPC). Они были выпущены известными брокерскими титульными и страховыми компаниями с Уолл-стрит, которые, как правило, гарантировали свой купонный доход в размере 5%, с выплатой раз в полгода. По сути, GMPC функционировали аналогично агентским ипотечным ценным бумагам, а брокерские и страховые компании считались одними из наиболее стабильных финансовых посредников. За период 1917–1931 годов общая номинальная стоимость GMPC номинально выросла со 187 миллионов долларов до более чем 1,16 миллиарда долларов! Надо ли говорить, что первыми всегда исчезают эфемерные мечты о «легких» деньгах: не мене 80% выпущенных в обращение этих так называемых «ценных бумаг», выпущенных с 1920 по 1929 год, не смогли порадовать своих владельцев уже к 1936 году, они просто сгорели в «адском» пламени массовых банкротств.
И вот внутри «ревущих двадцатых» начинает выделяться своей некой инаковостью жилищное строительство, достигнув пика ввода готовых зданий к середине двадцатилетия, оно вдруг начало падать… задолго до Великой депрессии, просто исчерпав свой реальный рыночный спрос. Максимальных показателей жилищное строительств достигло, когда за 1925 и 1926 года было возведено по всей Америке не менее чем на 10 миллиардов долларов новых зданий. И вот в конце 1926 и начале 1927 года плавно начинает замедляться спрос на «новое жилье» и в течение квартала спрос в стране уменьшается не менее, чем на 15 процентов, а цены, возросшие за предыдущий год на 20 процентов, затем снижаются более чем на 10 процентов. Например, цены в Нью-Йорке, выросшие на 54 процента в период между четвертым кварталом 1922 года и вторым кварталом 1926 года, признанном пиком, упали на 28 процентов до минимума во втором квартале 1928 года. В результате Федеральная резервная система достаточно успешно отреагировала, проведя политику, как сегодня бы выразились – «количественного финансового смягчения», искусственно понизив сезонность процентных ставок на ипотечные кредиты и одобрив массовые эмиссии новых выпусков государственных облигаций и других участников рынка. И как результат, до начала Великой депрессии октября 1929 года с фондового рынка «ушли»» ипотечные бумаги где-то на 1,5 миллиарда долларов, а «зашли» не менее чем на 5 миллиардов долларов иные ценные бумаги… и «отряд не заметил потери бойца» на «ревущем» фондовом рынке.
А в это время, там же, в Америке, существовали буквально тысячи различных банков, которые совершенно реально финансировали совершенно реальные объемы жилищного строительства и вот вдруг… Спрос упал на новые дома, строительные компании не могут вернуть вовремя кредиты банкам, а те не могут выплачивать вкладчикам их проценты, возвращать вклады и все свершилось… падение объемов строительного производства вызвало первые волны крахов пока небольших банков!
Современным банковским аналитиком Натальей Постел-Винай (2012) был проведен анализ долгосрочного поведение финансовых коэффициентов с 1923 по 1933 год по 131 чикагскому банку, которые пострадали во время Великой депрессии в США. «Если объединить этот анализ с анализом обязательств, то окажется, что банкротство банков имело совершенно разные характеристики. В одной серии эпизодов банки, которые потерпели неудачу, инвестировали наибольшую сумму в ипотечные кредиты и, таким образом, предавались чикагскому буму недвижимости 1920-х годов. И вкладчики не выводили свои активы из этих банков в год, предшествовавший банкротству... Банки, обанкротившиеся во второй серии эпизодов, понесли значительно больший объем изъятий по сравнению с другими банками. Эти изъятия в значительной степени определялись их долей в кредитах на недвижимость. В третьем эпизоде банки потерпели неудачу по причинам, которые все еще относительно неясны. Их сумма нераспределенной прибыли, по-видимому, была важным фактором, в то время как их совокупные потери по депозитам до декабря 1932 года были чрезвычайно большими и лишь немного превышали потери выживших и этих банков (59% и 63% соответственно). Иными словами, различия между каждой когортой были больше для доли кредитов на недвижимость, особенно после 1927 года, что позволяет предположить, что это был важный предиктор банкротства. Причина сокращения чикагских банков — не жёсткая политика Федеральной резервной системы, а результат инвестирования в ипотечный бум. Учитывая, что жесткость политики не наблюдалась во время Великой депрессии, а ипотечный пузырь задолго до банкротства захватил рынок, результаты чикагской паники можно экстраполировать на всю банковскую систему США».
Все это время, пока постепенно «сдувался пузырь» жилищного строительства и начал постепенно падать спрос на капитальные блага (сырье и первые переделы) металл, цемент, железнодорожные перевозки и т. д., уже в коммерческом строительстве совокупный спрос остановил динамику рыночного предложения, в силу обычного насыщения рынка новых офисов и магазинов. В течение последующих двух лет до кризиса количество выданных разрешений на коммерческое строительство уменьшилось не менее, чем на 25 процентов, постепенно уменьшая и без того падающий спрос на те же капитальные блага, и все это происходило на фоне стремительно растущего фондового «пузыря» рынка всевозможных акций и облигаций.
Сама драма финансового кризиса октября 1929 года, его набора предельных характеристик и хаотичного выбора прецедентов, бесчисленное количество раз освящена в профессиональной литературе, и нет смысла еще раз вспоминать количество брокеров, выбросившихся из окон и прочие страсти наступившего финансового кризиса. Только узкие профессионалы помнят, это была лишь первая «волна» и, по сути, самая низкая из всех последующих. Денежная масса M1 и M2 под воздействием дефляционного «шторма» упала очень мало, 4% и 1% в период с января 1929 года по октябрь 1930 года, а вот промышленное производство уже рухнуло на 23%, основательно подточенное предыдущем падением спроса на сырье и изделия первого передела и транспортными перевозками, запущенным остановкой спроса на строительство. Настоящий кризис был еще впереди… а дальше рухнула вся банковская система, и вся эта «милая экономическая повседневность» досталась новому Президенту США республиканцу Герберту Гуверу, и у него не было ни одного шанса удержаться в своем кресле больше одного срока. Далее к власти пришли демократы в лице Рузвельта, и кейнсианство стало частью мировой повседневности, как и очередные «теории заговоров» только с противоположной стороны, со стороны «правых». Среди части американского республиканского сообщества и по сей день существует устойчивое мнение об искусственном и преднамеренном характере «Великой депрессии».
Как бы там ни было, можно одно уверенно утверждать – начиная с первой четверти XX века государство стало одной из ключевых сторон циклов экономического подъема на Западе и что, наверное, самое главное – государство является ведущим актором экономических кризисов, наравне с частными компаниями, олицетворяющими предельные формы капитализма, а любой финансовый кризис имеет свои политические корни.
Следующим периодом непрерывного роста и последующего разрушительного кризиса в секторе недвижимости в Америке стали двухтысячные годы. В самом эпицентре кризиса оказались две самые большие квазигосударственные организации, доминирующие на ипотечном рынке: “Федеральная национально-ипотечная ассоциация” - “Фанни Мэй” и “Федеральная корпорация жилищных ипотек” -“Фредди Мак”.
Обе корпорации являются акционерными компаниями, опирающимися на поддержку федерального правительства и фактически ими полностью контролируются. “Фанни Мэй” и “Фредди Мак”, одна из которых и самая крупная созданная в 1938 г. при президенте-демократе Рузвельте, уполномочены предоставлять кредиты и кредитные гарантии. Представляют собой ведущую силу на американском ипотечном рынке обеспечивая кредиторов, а это ипотечные, сберегательные и коммерческие банки, кредитные союзы, штатные и местные жилуправления – средствами для предоставления ссуд покупателям. Проще говоря, благодаря этому на рынке увеличивается количество денег для ипотечных ссуд и приобретения жилья. Компании “Фанни Мэй” и “Фредди Мак”, опираясь на государственное финансирование, скупают ипотеки, объединяют их в пулы и продают инвесторам на открытом рынке в виде ценных бумаг, обеспеченных ипотеками.
Как вы помните, и мы это уже читали про секьюризированные облигации (GMPC), ставшие полноправным участником Великой депрессии 1929 года, и, если вы смотрели не раз нами упомянутый фильм «Игра на понижение», данный продукт уже с конца 90-х назывался CDO, и он даже был более продвинут, чем предшественник, так как был перестрахован профильными компаниями. Так вот, согласно сценарию этого фильма, хищнические устремления банковского сообщества, пропитанные насквозь духом капитализма и формулой Маркса о беспринципности предпринимательской прибыли, ведущей в пучину праздности и морального разложения – смогли завлечь в сети CDO сотни тысяч доверчивых вкладчиков и инвесторов и, соответственно, по цепочке конечных потребителей – достать и до ничего не подозревающих владельцев домов. Наверное, все так и было, да и банкиры с брокерами точно хотели заработать, только почему-то наши голливудские сценаристы, забыли указать первичного агента размещения необеспеченных ипотечных кредитов. Наших «Фанни» и «Фредди», так их ласково между собой звали банкиры и брокеры, и, самое главное, почему-то авторы фильма не посчитали нужным разобраться, каким образом государству оказалось необходимым устроить некое всеамериканское ралли с ипотечными кредитами.
К началу 2008 года на долю обеих корпораций (в виде общей суммы ссуд и кредитных гарантий) приходилась почти половина американского ипотечного рынка, который оценивался в 12 триллионов долларов. Естественно, что спад на рынке жилья и кредитный кризис, начавшиеся в 2007 году, особенно больно ударили по “Фанни” и “Фредди”, и масштабы катастрофы оказались такими, что обе корпорации вылетели в трубу и в начале сентября 2008 года были официально переданы под опеку государства.
Так вот, то, что не сумели изучить голливудские сценаристы, исследуем мы, хотя и достаточно поверхностно… предоставив каждому возможность изучить эту проблему по-настоящему глубоко, погрузившись в «пучины» англоязычного, да и русского переводного Интернета.
В 1977 году, по инициативе президента-демократа Картера, Конгресс принял “Закон о реинвестировании в общины” (Community Reinvestment Act). Под этим, на первый взгляд, невинным названием фактически скрывалась одна из программ “позитивного действия”, начатая еще президентом Джонсоном (об этом было писано в моих предыдущих статьях), предусматривавшая предоставление “представителям цветных меньшинств” ипотечных ссуд на льготных условиях. Как мы помним, тогда, Джонсон заявил: наши программы для «цветных» обеспечат нам «двести лет правления демократов».
На практике это означало, что государство будет требовать от кредитных учреждений предоставлять ссуды так называемым “ненадежным заемщикам”, т.е. лицам, которые не могут рассчитывать на получение обычных ссуд в силу тех или иных причин, будь то неблагоприятная кредитная история, отсутствие или недостаточно высокий уровень постоянного заработка, нехватка денег на первый взнос и т.п., и все это под гарантии покрытия наших «Фанни» и «Фредди». И вот опять вступают в силу особые отношения между Демократической партией США и банковским истеблишментом Америки…
Картер, одолеваемый со всех сторон проблемами, не мог уделить должного внимания новому закону, и тот тихо прозябал на задворках большой политики до середины 90-х годов, пока на него не упал благосклонный взор следующего президента-демократа – Билла Клинтона. Клинтон, постоянно озабоченный тем, как укрепить свои политические тылы, мгновенно осознал огромный потенциал Закона о реинвестициях как средства повышения своей популярности среди «цветного» электората.
Его администрация повела широкомасштабную кампанию давления на кредитные организации с требованием увеличить долю «цветной» бедноты на ипотечном рынке путем смягчения критериев кредитоспособности. Министр жилищного строительства и городского развития при президенте Клинтоне Эндрю Куомо, до этого основатель общественного фонда по жилью для малообеспеченных (HELP USA) и председатель Комиссии по бездомным города Нью-Йорка, для устрашения «финансовых плутократов» провел расследование деятельности “Фанни Мэй” на предмет расовой дискриминации и распорядился, чтобы к 2001 году не менее половины портфеля “Фанни Мэй” и “Фредди Мак” составляли ссуды, выданные заемщикам с низким и средним доходом. Законными критериями кредитоспособности при предоставлении ссуд стали такие виды «дохода», как государственная материальная помощь неимущим (Welfare) и пособия по безработице, в рамках программы, запущенной в экспериментальном порядке с участием 24 банков в 15 регионах страны, с дальнейшем распространением данных практик по всей Америке.
При Клинтоне же, еще в 1999 году, на основании Закона Грэмма-Линча-Блайли был отменен Закон Гласса-Стиголла 1933 года, требовавший разделения деятельности коммерческих банков, привлекающих депозиты, и инвестиционных банков, занимающихся рискованными инвестициями. Это способствовало росту некачественных ипотечных кредитов, в 1998 году такие кредиты составляли всего 5% рынка, к моменту кредитного краха их доля выросла до 30%.
И напрасно республиканцы призывали к благоразумию своих партийных коллег, говоря, что «имплицитное субсидирование» государством корпораций “Фанни Мэй” и “Фредди Мак” в сочетании с практикой предоставления ссуд неквалифицированным заемщикам порождает гигантский риск для всей финансовой системы страны. Обладая перевесом в обеих палатах, демократы торпедировали любые усилия здравомыслящих республиканцев, зато президент Билл Клинтон получил неформальное звание: «первого чернокожего президента Америки».
Уже следующая администрация Джорджа Буша, встревоженная отчетливыми признаками надвигающейся бури, начиная с 2003 года неоднократно делала попытки провести обратную реформу системы, но тщетно – неумолимый лидер демократов в Конгрессе Барни Франк и его союзники всякий раз решительно пресекали все поползновения реформаторов, а решительного перевеса у республиканцев не было ни в одной палате американской законодательной власти. Очередную попытку такого рода предпринял в 2005 году сенатор-республиканец от Аризоны Джон Маккейн, но она была сорвана демократами, среди которых особенно горячился, тогда сенатор от Иллинойса Барак Обама!..
Напомним: не один экономический кризис не может произойти без участия государства, а если мы говорим о финансовом кризисе в Америке, то мы всегда знаем, где рядом Федеральная резервная система.
Резкий подъем, который мы наблюдали в жилищном секторе, «внезапно» начавшийся в 2001 году, мог продолжаться только до тех пор, пока ФРС была способна и желала поддерживать низкие процентные ставки, заменив «пузырь доткомов» (локальный финансовый кризис 2000–2002гг.) «пузырем» на рынке жилья, увеличив денежную массу на 10 процентов и продолжая большое и долгое снижение реальных процентных ставок. Расширение денежного предложения сопровождалось, последовательным снижением ставок, которое началось в 2001 году с 6,25 процента и закончилась в том же году падением до 1,75 процента. Снижение продолжалось в течение следующих двух лет, достигнув самого низкого уровня в середине 2003 года, рекордного 1 процента, где оно оставалось в течение года. Реальная процентная ставка была отрицательной, что указывало на то, что номинальная процентная ставка была ниже уровня инфляции в течение примерно двух с половиной лет, что являлось беспрецедентным случаем в истории США.
В 90-е годы общая стоимость американского фондового рынка составляла 17,2 триллиона долларов, после кризиса «доткомов» убыток всего за два года составил 7 триллионов долларов, которое почти эквивалентно ВВП всего Европейского Союза или 80 процентам ВВП США. Поэтому, если эту искусственную финансовую политику денежного накачивания проводить достаточно долго, определенно высок риск вызвать общую резкую инфляцию цен.
Австрийская экономическая школа предлагает несколько алгоритмов для предотвращения монетарной инфляции: существует «монетарное правило Хайека», которое означает, что ФРС должна поддерживать постоянный номинальный доход, позволяя ценам падать по мере роста производительности труда в целом по экономике, и есть известное «правило Фридмана», которое означает, что ФРС должна была увеличивать строго ограниченное (расчетное) количество денег при постоянной низкой ставке.
Очевидно, что ФРС не последовала этим идеям, и было понятно почему: в чисто экономических комментариях это звучит так: «… действие теории «перенасыщения сбережений», в которой «дешевый кредит», привел к жилищному пузырю, возник не из-за ФРС, а был глобальным явлением — мировым избытком сбережений, который снизил реальную процентную ставку». Прекрасно, только избыток мирового финансового предложения был не следствием взрыва производительности труда во всем не американском мире, а результатом политических решений уже республиканской администрации США по бомбежкам Ближнего Востока и буквально - взрывов в тротиловом эквиваленте по нефтяным полям Ирака, если вы помните. Таким извилистым путем «неоконы» (одно из направлений в республиканской партии) пытались компенсировать брошенный вызов Америке взрывами «башен-близнецов» 11 сентября 2011 года, чем и породили мировое ценовое нефтяное «цунами». Плодами которого попользовалась не только Россия, но и Америка, получив на свой фондовый рынок и за свои казначейские облигации дополнительные многие десятки миллиардов долларов. В Америке эти деньги устремились в жилищный сектор, почти повторив свой рекорд середины двадцатых годов XX века, а в России частный сектор за счет роста доходов населения, выросшего на доходах от нефти, запустил небывалую динамику экономического роста в собственной стране. Про которую наш «товарищ майор» до сих пор уверен, что эта динамика и есть рукотворный результат его «галерных потуг».
В Америке, тем временем, номинальная процентная ставка по долгосрочной ипотеке фактически упала на 113 базисных пунктов в период с 2001 по 2004 год, в то время как инфляция снизилась только на 15 базисных пунктов. На этапе расширения денежного предложения, из-за политики «легких денег», многие банки предоставляли ссуды по низким ставкам без должного анализа кредитного риска. Кто теперь мог устоять перед этой лавиной денег! Правила, созданные для «цветной» бедноты, тут же были распространены уже практически на всех инвесторов, следствие такого финансового «запоя» прекрасно отражены в упомянутом выше фильме «Игра на понижение. «Пузырь» больше не был чисто ипотечным, а стал «пузырем» на всем фондовом рынке, и с 2003 по 2006 год индекс Доу-Джонса вырос на 45 процентов
Перед лицом этой угрозы ФРС была вынуждена поднять процентные ставки, поддавшись рыночному давлению, поскольку спрос на ссудные средства увеличился. Это привело к неизбежному лопанью «пузыря недвижимости» и началу кризиса и рецессии не только в секторе недвижимости, но и во всем банковском секторе, а далее по всей экономике и по всему миру.
Уже в 2004 году, выступая в Конгрессе США, Алан Гринспен заявил о необходимости повышения процентных ставок, чтобы предотвратить первые признаки инфляции и воспрепятствовать выдаче новых ипотечных кредитов для покупки домов. Вскоре базовая ставка выросла с 1 до 5,25 процента. Кредитный кризис снизил спрос на недвижимость уже в 2005 году, по тому же алгоритму, что и в первой четверти XX века, и оказал давление на тех, кто купил свои дома по ипотеке с переменной процентной ставкой. Банки начали испытывать значительный рост задержки платежей, и последствия распространились на фондовый рынок, что проявилось с начала 2007 года в падении фондовых рынков во всем мире. Финансовые учреждения, не имея возможности вернуть стоимость выданных кредитов, ликвидировали финансовые активы, что усугубило обвал цен.
Риск дефолта американских банков, который подскочил с 10 базисных пунктов в первой половине 2007 года до в среднем 60 базисных пунктов в период с августа 2007 года по август 2008 года, соответствует первой стадии кризиса субстандартного кредитования. Это среднее значение подскочило до 100 базисных пунктов, когда правительство США отказалось помочь банку Lehman Brothers в середине сентября 2008 года.
По данным Счетной палаты США (2013), потери Америки от кризиса только в результате падения ВВП составили около 13 трлн. долларов. В ответ на кризис монетарные власти, прежде всего в США, предприняли активные меры по предотвращению системного краха финансовых институтов за счет количественного смягчения, оказав финансовую поддержку Citigroup, AIG, Fannie May, Freddie Mac, Goldman Sachs и другим организациям. Масштабы нового количественного финансового смягчения, позволяет оценить рост валюты баланса ФРС – с $0,9 трлн в 2008 году до $4,5 трлн в настоящее время. Столь решительная денежно-кредитная политика позволила смягчить последствия кризиса и привела к восстановлению роста мировой экономики с 2010 года.
На предвидении ипотечного кризиса некоторые хорошо заработали, особенно из представителей индустрии хедж-фондов. Однако, проблема не в том, что никто не предупреждал об опасности, а предупреждали многократно и не один раз, а в том, что представители политических кругов, прежде всего связанных с Демократической партией США, решая проблемы политического маркетинга с помощью социалистических популистских мер – вмешиваются в живую ткань капиталистического обращения, используя всю мощь государства, при этом потворствуя своим бизнес-визави крупнейших финансовых и иных корпораций. Вчера это были крупнейшие операторы фондового рынка и банки, сегодня это так называемый Bigtex, которые извлекают дополнительную ренту на перегретой экономике, любая глобальная компания — это настолько крупный организационный монстр, что им всегда комфортно решать свои экономические вопросы с государством – Левиафаном, а им всем совершенно безразличны интересы малого и среднего бизнеса, до сих составляющего основную социальную ткань американского общества. Тем более и электорально, малый бизнес, фермеры, местная промышленность — это политическое поле не демократов, а республиканцев.
По сути, в Америке постепенно складывается практика и формируются контуры «мягкого социализма» - шведского образца, не к ночи помянутого «большого друга Советского Союза» социалиста Улофа Пальме конца 60-х - 70-х годов. Когда крупные частные корпорации с высокими налоговыми нагрузками практически слились со спрутом государства и профсоюзов, практически уничтожив под собой мелкий и средний частный бизнес и, следовательно, средний класс, погребя под собой инновационную экономику тех лет. Сегодня шведы как страшный сон пересказывают своим детям истории из того времени. Например, Астрид Линдгрен (автор Карлсона) жаловалась соотечественникам, что ей начислили налогов на 102% доходов, а Ингмара Бергмана арестовывала налоговая полиция прямо на съемочной площадке за недоплаченные налоги.
Кстати, этот шведский путь – не самый худший вариант, особенно понимая, какое будет оказано сопротивление любым формам социализма той Америкой, которую принято называть present America, и учитывая полное фиаско «шведского социализма» с его практическим исчезновением на сегодняшний день из экономической и социальной жизни главной стране Скандинавии. Тем и будем жить… «лишь бы не было войны», развязанной современными американскими расовыми марксистами из Демократической партии США. Оптимизм остается, капитализм будет еще долго жить… значит будем жить и все мы.