Вторник, 25 февраля 2020 21:20

Русские заметки: 1. "Народ не тот"?

Автор
Оцените материал
(12 голосов)

От автора. Это именно заметки, разрозненные рабочие материалы для концептуальной работы, а не сама работа, попытка поставить проблему, а не решить её. Надеюсь на содержательный диалог с оппонентами.

Несмотря на мой почтенный стаж (с 1986 года!) в «патриотическом» движении и на некоторые скромные, но всё же бесспорные заслуги, оно меня дважды исторгало как чужеродное тело. Я сам не рвался оттуда уходить, а только претендовал на независимую позицию «внутри», но это оказалось невозможно. Но я и раньше чувствовал свою чужеродность. Почти всегда. Один мой близкий друг не раз мне говорил: «Ты нерусский!» Я возражал, дескать, во-первых, родословная моя – не подкопаешься, во-вторых, русские разные бывают – не стоит соглашаться с Михаилом Эпштейном и сводить их к смеси Ильи Обломова и Павла Корчагина. Но надо признать, что если за эталон русскости принять типичного «патриота» / «националиста», то да, я не русский. Типичный «патриот» / «националист» – человек верующий и потому не приемлющий скепсис в отношении предмета своей веры – русского народа. Я тоже верил в русский народ, но мне всегда хотелось согласовать свою веру с историческим знанием – я же профессиональный историк! Знание это не всегда подтверждало мою веру и приводило меня к сомнению, а иногда и к отказу от каких-то догматов. Мои соратники не то чтобы вовсе чурались знания, но оно им было нужно лишь для подтверждения веры, они брали только то, что ей не противоречило, умудряясь как будто вовсе не замечать неприятных фактов, или в противовес им придумывали какие-то невероятные конспирологические теории. Духовной основой движения стал набор мифов. Главный из них – о великой и прекрасной Российской империи, которую уничтожили коварные то ли жидомасоны, то ли англичане. Мой скептицизм по этому поводу оказался совершенно лишним. Ещё раз: сам я не собирался уходить из «патриотов» / «националистов», меня вынудили уйти. Но сегодня, глядя на то, в какую нелепую, позорную секту они превратились, я думаю: «Лучше одиночество, чем дурная компания».

Но как я попал в «патриоты»? Виноват в этом Достоевский. Он меня настолько «накрыл» в 16 – 18 лет, что сделался непререкаемым авторитетом. Человек, который ТАК пишет, - думал я, - прав во всём. Вслед за романами был прочитан и вызубрен «Дневник писателя», и догмат о «народе-богоносце» стал моим заветным убеждением. Но для переноса идей более чем столетней давности в современность нужны были посредники-современники. Таковым явился мой институтский учитель профессор Аполлон Григорьевич Кузьмин, в руки которого я попал сразу же на первом курсе. Марксист и атеист, он, конечно же, не говорил о «народе-богоносце», но в особый путь России верил не менее, чем автор «Братьев Карамазовых», последний, кстати, иногда называл свою идеологию «русским социализмом». Кузьмин был не последним человеком среди «патриотов», членом редколлегии главного почвеннического журнала «Наш современник», который я, естественно, стал регулярно читать. Вскоре я открыл для себя Кожинова и Шафаревича, довершивших мой курс молодого бойца «русской партии».

Сегодня я недоумеваю, как во мне сохранялась вера в «народ-богоносец» в ту самую пору (конец 80-х – начало 90-х), когда открывалась правда о леденящем ужасе советской истории, о невиданном царстве насилия, где «человек человеку хуже зверя стал» (М.М. Пришвин), установившемся именно в России. После дневников того же Пришвина, «Окаянных дней» и «Апокалисиса нашего времени», «Архипелага» и «Колымских рассказов»… Ясно же, как Божий день, что 1917 – 1953 годы – это Страшный суд над русской историей и культурой, над национальной мифологией, в центре который был Достоевский с «народом-богоносцем». Но уж очень не хотелось прощаться с иллюзиями, которые вошли в плоть и кровь. А старшие товарищи подсказывали: народ не виноват, виноваты чужаки-русоненавистники. А более глубокомысленные вещали: кого Господь возлюбил, того и карает особенно жестоко для вразумления. И потом - слишком противно было вливаться в стройные ряды обличителей «тысячелетней рабы России» и трубадуров  цивилизованного Запада, чуть не на три четверти состоящие из недавних членов КПСС и ВЛКСМ. И честно скажу, если бы сегодня, зная всё, что будет потом, я бы каким-то фантастическим способом смог вернуться в то время, я всё равно не сменил бы знамён.

Я никогда не смогу полюбить и оправдать ельцинскую «демократию». Но путинский «патриотизм» не менее ужасен, хоть и в другом роде. Как пел Виктор Цой: «…мне не нравится то, что здесь было / И мне не нравится то, что здесь есть». «Оба хуже». Но если в «ельцинизме» моей вины нет, то в «путинизме» мою какую-то крохотную долю в составе общей вины «патриотов» я признаю и каюсь в ней. Я, среди прочих, – но, конечно, куда как далеко мне до Проханова – участвовал в создании той идеологии, которую взял на вооружение Путин. Скажем, моё предисловие к сборнику трудов Н.В. Устрялова «Национал-большевизм» (М., 2003) – там было чем поживиться путинскому агитпропу. Думаю, честные либералы тоже не в восторге от действительно «лихих» 90-х. У нас получилась плохая «демократия», у нас получился плохой «патриотизм». А ещё ранее у нас был кошмарный Советский Союз, очень противоречивая Российская империя и пугающее Московское государство. Может дело не только в государственных проектах, но и в самом материале, из которого они создавались? То есть…

Да, страшно вымолвить, может, дело в русском народе? Впрочем, меня уж столько раз бывшие соратники величали русофобом, что бояться мне нечего. И на меня не действуют «аргументы» вроде возмущённо-иронических восклицаний: «Ну, конечно, народ всё время не тот!» Давайте, наконец, поговорим предметно. Если мы хотим построить в России не военно-авторитарную империю, а национально-демократическое правовое государство, то да, народ не тот! По крайней мере, в его прошлом и нынешнем состоянии. И это подтверждается колоссальным историческим материалом. Можно, конечно, вслед за бывшим министром и лжедоктором исторических наук Мединским считать, что записки иностранцев о России – сплошная злобная клевета. Но всякий, кто непредубеждённо читал Флетчера или Кюстина не мог не поражаться, насколько они про сегодняшний день.

Ну ладно, не верите иностранцам, читайте русских. Вот писатель-народник А.И. Эртель жалуется в частном письме (конец 1890-х годов): «Народ… русский... лучше не говорить. Правда, он глубоко несчастный народ, но и глубоко скверный. Отсюда, конечно, не следует, что на него надо плюнуть, но следует то, что находиться с ним в реальных отношениях очень тяжко, иногда до нестерпимости. …стоит только хлебнуть «реальных отношений», как — увы! — сквозь поэтическую оболочку живо засквозить грубый и, главное, лживый, лживый дикарь. И не то плохо, что он груб и лжив с «барином», а то, что он до сих пор оправдывает язвительный слова Котошихина или Крижанича: «Русские друг дружку едят и с того сыты бывают». Мужички именно едят друг друга с превеликой готовностью и самым подлым способом».

Не верите народникам, читайте националистов, М.О. Меньшикова, например, – сейчас начали издавать его «Письма к ближним» в полном объёме. Он, в частности, пишет (1902 год): «Бывая за границей, я каждый раз всматриваюсь в западную толпу. Я стараюсь угадать - что дает ей такое разительное преимущество пред народом русским? В расовом отношении это, безусловно, та же толпа... Но на Западе действует могучий нравственный возбудитель - внушение человеческого достоинства и права. Отсюда это бесстрашие в мирном быту, это всеобщее доверие, это широкоразвитая взаимопомощь и чудная решительность в борьбе с внутренними затруднениями. Во множестве мелочей за границей вы чувствуете, что понятие «человек» стоит высоко в общем сознании, что слово «гражданин» не звук пустой, а идея, обладающая великой силой. Вы видите, есть какая-то прекрасная общественная «вера», делающая народ бодрым, радостным, отважным, верящим в свою мирную непобедимость». Т.е., по Меньшикову, получается, в России нет «внушения человеческого достоинства и права», что слово «гражданин» в ней «звук пустой». Он тоже, видимо, клеветник!

Если очень кратко сформулировать основную проблему русского народа, то она в том, что это народ без правил. Его правовая и моральная культура настолько неустойчива, что он не способен к внутренней самоорганизации. Такой народ просто не может существовать без мощного государственного принуждения, без него он рассыпается и разлагается. Но сама русская государственная организация тоже действует без правил и имеет склонность вырождаться в тиранию. Собственно, скачки из тирании в анархию и обратно – красная нить нашей истории. Возникает вопрос, кто кого породил: власть ли такое общество, или общество такую власть? Этот вопрос занимал уже Герберштейна в первой половине XVI века:  «Трудно понять, то ли народ по своей грубости нуждается в государе-тиране, то ли от тирании государя сам народ становится таким грубым, бесчувственным и жестоким». Обсуждать его можно бесконечно. Очевидно одно: века истории сделали из русского большинства совершенно особую людскую породу, очень выгодную власти и очень невыгодную для собственного благоденствия. И вопрос вопросов – возможно ли эту породу перевоспитать? Ибо мало просто смены политического режима, мало социальных и экономических реформ – люди без правил всё равно вернутся в колею анархии и тирании.  Необходима коренная культурная реформация, которая создаст народ с правилами. Но как это сделать в стране без устойчивых общественных институтов? Насколько нам здесь нам может помочь классическая русская культура и русское Православие? Вот над чем нам надо в первую очередь ломать голову.              

Прочитано 3126 раз

Оставить комментарий

Убедитесь, что Вы ввели всю требуемую информацию, в поля, помеченные звёздочкой (*). HTML код не допустим.