Последние двадцать лет жизни Лев Николаевич посвятит развитию теории этногенеза и публикации своих сочинений, написанных в духе этой теории. Вскоре перед ним закроются двери издательства «Наука». Вторую докторскую диссертации (по географии) не утвердит ВАК. «Этногенез и биосферу Земли», opus magnum Гумилева, придется депонировать как рукопись, когда надежд на ее издание почти не останется. Зато будет набирать силу популярность ученого. Его лекции станут событием интеллектуальной жизни позднесоветского Ленинграда. Копия «Этногенеза» будет стоить на черном рынке рублей тридцать (очень большие деньги по тем временам). В последние годы жизни, как известно, все книги Гумилева были изданы большими тиражами. Его лекции транслировались на телевидении. Умер он в почете и славе. Однако пассионарная теория этногенеза так и не была признана наукой в России и осталась малоизвестной на Западе, хотя английский перевод «Этногенеза и биосферы» вышел всего через год после первого издания на русском.

Зато теория этногенеза «ушла в массы», что привело к ее упрощению, а нередко – искажению. Научное понятие, попадая в обыденную речь, профанируется. В этом смысле термин «пассионарность», возможно, ждет судьба «харизмы» Макса Вебера. Сейчас даже активную и энергичную собаку или кошку могут назвать «харизматичной». «Харизмой не вышел», – жалуется один из героев детского (!) мультфильма «Иван Царевич и Серый волк-4».

«Я пассионарий, а ты субпассионарий», – кричала одна домохозяйка на другую в Петербурге начала 1990-х. «Б… ты, а не пассионарий», – услышала она в ответ.

Поэтому я решил рассказать читателю о том, что же такое пассионарность на самом деле. В книге «Поиски вымышленного царства» Гумилев исследует исторический процесс с нескольких уровней наблюдения: с птичьего полёта, с вершины кургана, из мышиной норы. Вот и я хочу использовать такой подход. И начнем с мышиной норы, в нашем случае – с уровня индивидуального, персонального.

Мотор, а не краска

Хотя сама теория этногенеза многими толком и не понята, не изучена, термин пассионарность все больше входит в научный оборот. Культуролог Константин Фрумкин, оппонируя этнографу Виктору Шнирельману, давнему противнику «гумилевщины», замечает: «Гумилев зачастую опирается на бытовые наблюдения, но это не только его – это «всеобщие» бытовые наблюдения, и именно поэтому тысячи людей не могли устоять перед обаянием П[ассионарной] Т[еории] Э[тногенеза] и не признать ее истинность хотя бы частично – причем признать, не обращая внимания на проблему методологически выверенной научной верификации ее положений»[1]. Иными словами, Гумилев нашел и обозначил словами «пассионарность», «пассионарий» реально существующий феномен. Феномен, существование которого мы пока что можем и должны только зафиксировать, но не всегда можем объяснить.

«Как он всё успевает? Откуда у него столько сил?» Кто из нас не задавался этим вопросом, глядя на энергичного и преуспевающего человека? Большинство людей, отработав положенное в офисе или на заводе, возвращаются домой, смотрят телевизор или играют в компьютерные игры. Общаются с близкими. Ни времени, ни сил на большее у них просто не остается. И только немногие, как будто нарушая некий всеобщий закон, успевают за одно и то же время сделать гораздо больше дел. Создают финансовые корпорации, открывают театры, пишут толстые книги, управляют государством или же, напротив, с государством борются.

Американское понятие «seif made man» очень точно характеризует пассионарного человека. Скажем, Олег Тиньков, обычный вроде бы парень из Ленинска-Кузнецка, превратился в долларового миллиардера, хозяина одного из крупнейших российских банков. Он стал спонсором чемпионата России по футболу, и теперь миллионы болельщиков знают его имя. Что ему помогло? Талант предпринимателя? Безусловно, но этот талант еще и подкреплен колоссальной энергией, умением долго, упорно, целенаправленно работать. И, самое главное, этой своей работой менять окружающий мир.

Среди моих знакомых, включая тех, с кем я виделся раз или два, есть несколько пассионариев. Дмитрий Быков. Алексей Венедиктов. Николай Коляда. Валентин Лукьянин. Захар Прилепин. Александр Проханов. Евгений Ройзман. Сергей Шаргунов. Люди разных занятий, разных политических убеждений, различного воспитания, социального происхождения, национальной принадлежности.

Они мало в чем похожи друг на друга. Либералы и патриоты, аполитичные люди и те, кто не мыслит жизнь без политики. Убеждения, идеология имеют такое же отношение к пассионарности, как цвет автомобиля к его мотору. Важнее другое. Гумилев писал, что пассионариев отличает, в первую очередь, одна особенность: «непреоборимое стремление к крайне активной целенаправленной деятельности, всегда связанной с изменением окружения (этнического или природного)». Вот эта неукротимая деятельность по изменению окружающего мира более всего характеризует пассионария. Не будь Коляды, не было бы целого направления в отечественной драматургии и не появился бы один из самых интересных авторских театров России. Без Проханова не было бы удивительного феномена газет «День» (до октября 1993) и «Завтра» (после осени 1993), не вышли бы десятки спорных, неровных, но зато достаточно толстых книг. Без Евгения Ройзмана не появился бы фонд «Город без наркотиков», о котором надо бы писать отдельную статью или даже книгу (впрочем, книга такая уже есть, и написана она как раз неутомимым Евгением Вадимовичем).

Есть такой стереотип, будто бы молодые люди активны и энергичны, а старики-де инертны. В двадцать лет работают весь день, а по ночам «зажигают» на дискотеке (в девяностые) или в ночном клубе (в наши дни). Но со временем становятся нормальными обывателями. В меру трудолюбивыми, в меру ленивыми. Трудятся себе в каком-нибудь офисе, а на старости лет, в лучшем случае, нянчатся с внуками или копают грядки на огороде. Но далеко не все таковы. Я вспоминаю одно местное совещание, в котором принимал участие Валентин Петрович Лукьянин. Публицист, литературный критик, двадцать лет возглавлявший журнал «Урал». Большинство на том совещании составляли девушки и молодые люди. Они вели себя осторожно, ни в чем не противоречили начальству, прятали собственные суждения за параграфы каких-то официальных бумаг. Молодые старички и старушки. Рядом с ними восьмидесятитрехлетний Лукьянин казался пылким юношей. Он спорил с начальством, доказывал свою правоту (прав ли был, уж и не помню, не это сейчас важно), выступал эмоционально и ярко. Насколько я знаю, без работы он не проводит и дня. Пишет почти ежедневно. Одновременно работает над несколькими книгами и статьями. Недавно его новая статья, опубликованная в февральском номере «Урала» за 2021 год, вошла в десятку самых читаемых материалов литературного портала Журнальный зал (портала, который объединяет многие ведущие русские литературные журналы). Мне самому эта статья не нравится, но не перестаю восхищаться энергией и трудолюбием Валентина Лукьянина. Впрочем, понятие «энергия» в данном контексте не научное. Гораздо точнее сказать именно о пассионарности.

Между Цветаевой и Олешей

Напряженная творческая работа требует пассионарности, а еще лучше, ее сочетания с талантом. Пассионарность без таланта рождает графомана. Год назад, после месяца самоизоляции, к нам в редакцию пришел автор, принес целый роман, который он успел написать за это время. Увы, напечатать его в журнале было совершенно невозможно. Целый роман всего за месяц! А вот обратный случай.

За тридцать лет как мало я успел!

А уж стареть я начал, увядать.

<…>

Одну лишь книгу, тощую… [я создал]

Листов печатных в «Зависти» лишь пять.

Стихи принадлежат Юрию Олеше. После этих слов он проживет еще тридцать лет, но напишет совсем мало. Все его собрание сочинений войдет в один небольшой томик.

С.А. Герасимов вспоминал, как Олеша хотел писать, писать, но «писал мало, потом что вокруг было столько друзей и искушений. Спуститься в ресторан <…> где подавали вкуснейшие киевские котлеты <…> где можно было сидеть не торопясь <…> и говорить, говорить…» «Странная неусидчивость заставляет встать и направиться на поиски еды, или к крану, напиться воды, или поговорить с кем-нибудь. – записывал Олеша в дневнике. – …Наступает уныние, которое нельзя изменит ничем. Страница перечеркивается, берется новый лист, и в правом углу пишется в десятый раз за сегодняшний день цифра 1».

Олеша не может заставить себя работать, справиться со всеми «искушениями» и отказаться ради цели (написанного рассказа или романа) даже от небольшого удовольствия.

А вот счастливое сочетание таланта и пассионарности. Ариадна Эфрон написала воспоминания о том, как работала ее мать, Марина Цветаева: «Отметя все дела, все неотложности, с раннего утра, на свежую голову, на пустой и поджарый живот.

Налив себе кружечку кипящего черного кофе, ставила ее на письменный стол, к которому каждый день своей жизни шла, как рабочий к станку — с тем же чувством ответственности, неизбежности, невозможности иначе.

<…>

Глохла и слепла ко всему, что не рукопись, в которую буквально впивалась — острием мысли и пера.

<…>

Временами прикуривала от огонька зажигалки, делала глоток кофе. Бормотала, пробуя слова на звук. Не вскакивала, не расхаживала по комнате в поисках ускользающего — сидела за столом, как пригвожденная».

При этом Цветаевой, в отличие от бездетного Олеши, приходилось заботиться о семье, кормить мужа и детей, стирать белье, мыть посуду. Возложить эти обязанности на мужа было тогда не принято. Она прожила на свете меньше, но написала намного больше талантливого, но непассионарного Олеши.

Деятельность, а не жертва

По словам Гумилёва, достижение цели (как правило, иллюзорной) представляется пассионарию «ценнее даже собственной жизни». Эта мысль, а также яркие исторические примеры, которые любил Гумилев (Жанна д’ Арк, протопоп Аввакум, Савонарола), подтолкнули многих читателей Гумилева к идее, будто пассионария отличает именно героизм, жертвенность. Но жертвенность не всегда связана с пассионарностью.

К самопожертвованию могут привести и другие обстоятельства. Фанатиков-самоубийц воспитывают, используя наркотики и некоторые особенные методы вербовки. Вряд ли здесь можно найти связь с пассионарностью. К самопожертвованию могут подтолкнуть обстоятельства: желание отомстить врагу, состояние аффекта, отчаяние, личный пример кого-то из близких и/или авторитетных людей: «Очередь была за мною. Я глядел смело на Пугачева, готовясь повторить ответ великодушных моих товарищей», – говорит о себе Петруша Гринев из «Капитанской дочки». Он готов умереть, по примеру своего командира, капитана Миронова. Но Гринев, вне всякого сомнения, нормальный гармоничный человек, не пассионарий, в отличие от того же Пугачева. Он не изменяет мир вокруг себя.

А вот уже пример не литературный, а исторический. Петр Заломов, герой первомайской демонстрации 1902 года. Молодой сормовский рабочий предложил вместо лозунга «Да здравствует 1 мая!» поднять лозунг «Долой самодержавие! Да здравствует политическая свобода!» Это означало прямой призыв к смене существующего строя. Сам же Петр Заломов (прототип Павла Власова из романа Максима Горького «Мать») и вызвался нести самоубийственный лозунг. В худшем случае, это могло означать лишение прав состояния и смертную казнь. Он шел во главе манифестации, прямо на шеренгу солдат, вполне понимая, что его или застрелят, или заколют штыками. Настоящее самопожертвование. Его не убили, а связали, арестовали. Выступление Петра на суде получило всероссийскую известность. Его сослали на вечное поселение в восточную Сибирь. Из ссылки он бежал и принял участие в революции 1905 года, в одном из самых ее кровавых эпизодов – декабрьском вооруженном восстании в Москве. Казалось бы, все очевидно. Вот он, настоящий пассионарий. Но Петру Заломову будет суждено прожить по тем временам долгую жизнь – 78 лет. И поразительно спокойную. В городе Суджа (Курской губернии, потом области) он станет садоводом-любителем. Будет пользоваться уважением как старый большевик, получит ордена Ленина и Трудового Красного знамени. Ни героем революции, ни большим хозяйственником, ни государственным деятелем не станет. Нормальный гармоничный человек. В нем не заметно той самой неукротимой жажды деятельности, которая характеризует настоящего пассионария.

Нет, не жертвенность как таковая, а именно активная деятельность, неукротимая жажда деятельности характеризует пассионария.

[1] Фрумкин К. Пассионарность: Приключения одной идеи. М.: Издательство ЛКИ, 2008. С. 11.