Удивительным образом совпадает месяц начала революционных действий в обеих странах - февраль.
К февралю 1917-го Петроград начал испытывать серьёзные проблемы со снабжением, главным образом - хлебом. Несмотря на наличие запасов муки, отсутствие топлива для печей вызвало дефицит. Наилучшим выходом из положения градоначальникам показалось введение карточной системы на хлеб, по 400 граммов в день на человека. Эти планы немедленно стали достоянием широкой общественности, после чего у булочных тут же скопились толпы людей в надежде запастись хлебом про запас, появлялись гигантские очереди, не уменьшавшиеся ни днём, ни ночью. Они были в новинку для горожан, что вкупе с холодной погодой усиливало недовольство. Недовольство быстро перерастало в забастовки, а отсутствие топлива с каждым днём увеличивало их масштаб. 18 февраля вынужденно закрылся Путиловский завод - крупное и стратегически важное предприятие, тысячи рабочих остались без средств к существованию. 23 февраля (8 марта по новому стилю) на улицу перед заводом вышла массовая женская демонстрация, а самыми популярными лозунгами стали выкрики “Хлеба!” и “Долой голод!”. Примерное количество протестующих насчитывало порядка 90 тысяч человек. Заводы закрывались один за другим, число бастующих экспоненциально росло - так, на следующий день бастовало уже 200 тысяч, а ещё через день - порядка 300. То есть четыре из пяти рабочих Петрограда были вовлечены в протест. К ним, по причине закрытия университета, добавилось значительное количество студентов.
Отправной точкой для революции в Иране можно считать 1 февраля 1979 года, но этому предшествовали волнения в стране. Иранская экономика получила колоссальный удар и оказалась на грани коллапса под влиянием массовых беспорядков весны 1978 года. Забастовки рабочих вызвали простой производства, попытки правительства взять ситуацию под контроль успеха не возымели. К октябрю остановилась почти вся промышленность в сфере добычи и переработки нефти, а с ней - и большинство доходов бюджета.
2 декабря 1978 по столице прошли маршем порядка двух миллионов недовольных правлением шаха и требующих его отставки. Будучи в безвыходном положении, шах пошёл на уступки и 4 января 1979 года назначил премьером выходца из аристократического рода Шапура Бахтияра, известного своей либеральной позицией.
Шапур Бахтияр был весьма известной и экстраординарной политической фигурой. В 30-х гг. он, отказавшись от научной карьеры в Сорбонне, уехал воевать за Республику в испанской Гражданской войне, позже воевал против нацистов в рядах Французского иностранного легиона, а на родину вернулся лишь после Второй Мировой, в 1946 году. У Шапура Бахтияра хватало причин, чтобы быть противником шахского режима. Его отец был казнен шахом в 1934 году, во время обучения Бахтияра-младшего в Париже. Сам же Шапур Бахтияр неоднократно попадал за решетку из-за своих убеждений: будучи либералом, он входил в состав Национального Фронта - организации, которая поддерживала премьер-министра Ирана Мухаммада Мосаддыка (о ней пойдет речь далее).
Именно старания премьер-министра привели к тому, что шах Пехлеви решился на бегство из страны. 16 января 1979 года он вместе с Фарахом Дибой покинул Иран, к вящему удовольствию многомиллионной толпы его противников. Пользуясь удобным моментом, Бахтияр провёл ряд популярных решений - ликвидировал службу контрразведки САВАК, выпустил на свободу политзаключённых, а также в директивном порядке запретил военным заниматься политической деятельностью.
Действия Шапура будет логичным сравнить с началом политической деятельности Керенского - министра-председателя Временного правительства. Последний инициировал такие решения Временного правительства, как амнистия политических заключенных, дарование независимости Финляндии и Польше. По распоряжению Керенского из ссылки были возвращены почти все революционеры, прежде всего - “бабушка русской революции” Брешко-Брешковская.
Роковым шагом для Шапура Бахтияра стало решение вернуть из изгнания аятоллу Хомейни для разработки новой конституции. Учитывая, что среди простых иранцев авторитет Хомейни был колоссален, Бахтияру казалось правильным пригласить его для участия в создании нового эпохального документа - вполне возможно, что он рассчитывал заручиться поддержкой среди клерикальной части населения.
1 февраля 1979 Рухолла Хомейни вновь вернулся в Иран, чем снискал многочисленные овации среди религиозно настроенной молодежи. Казалось, план Бахтияра собрать сбалансированное правительство, всесторонне учитывающее интересы населения, вот-вот станет реальностью. Однако произошёл трагический курьёз, настолько часто встречающийся в истории, что его уже можно рассматривать как закономерность - Бахтияр своим желанием угодить всем не угодил в итоге никому. Хомейни в своем выступлении после прибытия на родину сообщил, что объявляет действующее иранское правительство вне закона, а “новому режиму” остается просуществовать совсем недолго. Всего через три дня после возвращения аятолла сам назначил премьер-министра, а затем сформировал и политический аппарат в целом.
Схожие процессы происходили во время разгара революции и в России. Можно сказать, что сложилось аналогичное двоевластие в лице Временного комитета Государственной Думы и Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов. Последние, подобно имаму Хомейни, были куда “радикальнее” в своих поступках. Так, благодаря деятельности Петросовета появился “Приказ №1”, предписания которого запрещали выдавать офицерам оружие даже по их требованию.
Немаловажным является то обстоятельство, что в ходе февральских событий в обеих странах к власти сперва пришли политики, которых условно можно отнести к “либеральному” классу. В период первых социальных потрясений власть оказалась в руках не “бедного и бесправного люда”, за который радели революционеры, а в руках групп, которые были способны конкурировать с правящим домом. Некоторые политики, пришедшие к власти в феврале в обеих странах, уже имели опыт государственного регулирования дел. Тем самым, шансы на свержение режима у них были весьма высоки - такая корпоративная связь и политический опыт могли обеспечить успех революции, чего бы не смогли добиться радикалы. “Либералы” стремились заручиться поддержкой среди разных кругов населения, даже среди тех, кто скорее всего бы счел их явными противниками: это подтверждает пример Бахтияра Шапура, пригласившего имама Хомейни, и пример создания Петросовета, наряду с существованием Временного комитета Государственной думы.
Революционным события в обеих странах предшествовали почти идентичные процессы. В марте 1975 года иранский шах Реза Пехлеви распустил две существующие партии (которые, надо заметить, носили больше представительский и фиктивный характер). Тогда же он решил реформировать правительственный аппарат: создать однопартийное государство с сохранением монархического режима. Новая главенствующая партия получила название “Растахиз”, она же “Партия возрождения иранской нации”, которая просуществовала вплоть до 1978 года. Партия носила однозначный антиклерикальный и антикоммунистический характер, тем самым отрицая необходимость требований духовенства и левых радикалов.
В России во время революционных выступлений начала XX века появилась Государственная Дума. История I созыва закончилась роспуском, роспуск II Государственной Думы вошел в историю как “Третьеиюньский государственный переворот”. Но если в Иране роспуск двухпартийной системы был отмечен народным возмущением, то “Третьеиюньский государственный переворот” стал последним событием Первой русской революции.
Как в России, так и в Иране сложилось противопоставление друг другу монархического дома и “образованного” класса. Интеллектуальную почву для революции в Иране подготовили Али Шариати и Джалал Але-Ахмад - публицисты и общественные деятели “левого” толка, которым были не чужды идеи социализма. В начале 60-х гг. в Иране появился специфический литературный жанр, получивший название “литература сопротивления”, просуществовавший вплоть до падения шахского режима и обличающий его с социальной и религиозной точки зрения. По мере развития дела исламской революции к нему примыкало все больше литераторов, главным образом поэтов-интеллектуалов и изобретателей новых форм поэзии. Стихов, созданных ими во время борьбы против Пехлеви, хватило на многотомное собрание, выпущенное уже после революции. Там были как стихи известных поэтов, задававших литературные стандарты, так и поэтов совсем молодых, начавших творить по большей части уже во время волнений - возможно, не таких опытных в плане профессиональном, но гораздо более политически индоктринированных и благонадежных.
Следует отметить, что несмотря на общий революционный подъем среди интеллектуалов, уровень грамотности в обеих странах был удручающе низким: в Иране по состоянию на 1979 год он был около 35% (что примерно сопоставимо с уровнем грамотности в губерниях Центральной России в 1917 году).
Если отношение к Октябрьской революции в 1917 году среди писателей и публицистов было уже не столь однозначным, то события Февраля были приняты на первых порах благосклонно. Восторг писателя Леонида Андреева можно сравнить с творчеством революционного иранского поэта: “И разве вы не замечаете, как наряду с забунтовавшими рабами нарождается новый русский свободный человек? <...> Те позорные, кто бежал на фронте, сдавался и предавал, - это рабы вчерашнего чёрного дня. Те, кто удерживал их, кто погибал, не щадя себя, кто с окровавленным сердцем, но бестрепетной рукой расстреливал бегущих рабов, - это люди сегодняшнего дня, дети молодой свободы, просветлившей их разум и совесть”.
Горячо приветствовал обе революции и поэт Владимир Маяковский:
Мы идем
нерушимо,
бодро.
Эй, двадцатилетние!
взываем к вам.
Барабаня,
тащите красок вёдра.
Заново обкрасимся.
Сияй, Москва!
К молодому поколению обращены и иранские революционные стихи:
Мой сын, маленький ополченец (басиджи),
Желает быть старшим, носить головную повязку (тюрбан), жетон и четки, как отец,
Укрывается он за подушкой, а иногда остановку дает нам,
Наш клич "Караван солнца", пройдет тот, кто сведущ[1].
Но, как известно, “революция пожирает своих детей”. Бахтияр Шапур был вынужден эмигрировать во Францию, как некогда сделали русские белоэмигранты после революции. За рубежом Шапур создал НАМИР - Национальное движение сопротивления Ирана, чья штаб-квартира находилась в Париже. НАМИР весьма напоминает РОВС (Русский общевоинский союз) - обе организации стояли во многом на монархических, националистических позициях, а своей целью ставили свержение нового режима. Керенский, подобно многим российским политикам “февраля”, тоже окончил свои годы в эмиграции.
Финальным аккордом в революционных событиях 1917 года стал штурм Зимнего дворца и арест Временного правительства (по новому стилю - 7-8 ноября). Удивительным образом Россия здесь снова перекликается с Ираном: правда, вместо царского дворца в декабре 1979 года было захвачено посольство США, а вместо пленения членов Временного правительства - взяты в заложники 66 работников американского посольства. Параллель между захватом Зимнего дворца и посольством США была проведена не случайно: сразу же после захвата посольства Мехди Базарган объявил об отставке Временного правительства. Имам Хомейни объяснил произошедшее как: “Сегодня в Иране снова произошла революция. Она еще больше, чем первая. Это революция против Большого Американского Сатаны!”. Последующие санкции со стороны США не заставили себя долго ждать, и это стало завершением борьбы за высшую власть; едва ли другие несогласные революционеры могли рассчитывать на американскую поддержку.
Революционеры ждали наступления нового социального порядка после смены власти. Однако для многих радикальных политических группировок эти надежды не оправдались. Наступило время жесточайшего террора.
В Иране подобной радикальной боевой группой стала организация “Моджахеддине-хальк” (она же “Организация моджахедов иранского народа”). Возникшая в 1965 году, группа сперва состояла преимущественно лишь из оппозиционных студентов Тегерана. Деятельность “Моджахеддине-хальк” отличалась политическим радикализмом, но на первых порах члены организации были связаны с “Движением за свободу Ирана” (“Нехзат-е азади-е Иран”) - либеральной политической организацией, члены которой выступали за конституционные права и свободы, религию и поддерживали премьер-министра Ирана Мухаммада Мосаддыка. Впоследствии “Движение за свободу Ирана” стало старейшей партией, которая продолжает законно действовать в Иране.
Через пять лет после начала своего существования, “Моджахеддине-хальк” становится инициатором нескольких террористических актов, а уже в 1979 году боевая организация приняла участие в вооруженном восстании и способствовала свержению династии Пехлеви.
Но их акции устрашения были только началом. Участники движения разочаровались в правительстве, пришедшем к власти в ходе Исламской революции, несмотря на то, что захват заложников в американском посольстве, которое правительство и инициировало, они встретили положительно. Уже в 1981 году члены террористической группировки совершили серию убийств государственных и культурных деятелей Ирана: бывшего президента Исламской республики Мухаммада Раджаи, известного мусульманского богослова и мыслителя Муртазу Мутаххари, двух генеральных секретарей Исламской республиканской партии аятоллу Мухаммада Бехешти и Мухаммада ДжавадаБахонара (последний занимал еще пост премьер-министра).
В годы ирано-иракской войны “моджахеды” предпочли воевать на стороне иракцев. Последней операцией в ходе ирано-иракской войны стала операция “Мерсад” иранского командования. Это было контрнаступление против сил “Моджахеддин-е хальк”, за которым последовали казни заключенных, поддерживавших это движение.
В России в начале XX в. боевая группа эсеров (партия социалистов-революционеров) начала использовать практику самоподрыва - правда, не все попытки последнего увенчались успехом. Так, была предотвращена попытка подрыва с помощью “пояса смертника” (выражаясь современным языком) Евстолии Рогозинниковой в 1907 году и Всеволода Лебединцева, пытавшегося взорвать Государственный совет во время заседания. Эсеры, подобно “моджахедам”, сперва встретили Февральскую революцию положительно. Но Октябрьскую революцию 1917 года приняли далеко не все члены партии социалистов-революционеров: так, Борис Савинков, руководитель боевой организации эсеров, впоследствии примкнул к Белому движению и боролся с установившимся режимом. Два левых эсера, Яков Блюмкин и Николай Андреев, убили графа Мирбаха, германского посла в Советской России в 1918 году.
Несмотря на серьезные расхождения в риторике, символике и даже официальной идеологии революции, конечные итоги восстаний в России и Иране вновь обнаруживают удивительное сходство. Смена режимов привела к появлению на первых порах куда более суровых рамок, за которые не могли выйти новоявленные политические системы. Многие из проблем, за которые заслуженно критиковали Иран и Россию дореволюционных времен, не исчезли, а порой даже усугубились. После революций каждая из стран столкнулась с изнуряющими войнами, которые сформировали схожий культурологический феномен: в Иране закрепился образ мученика-шахида, погибшего во время ирано-иракской войны, в России (или же СССР) - образ солдата-освободителя. Можно смело предположить, что образ солдата-мученика, пролившего кровь за родную землю, в некоторой степени способствовал легитимации политического режима: ведь связка победа народа и правительства скрепляется кровью.
Список литературы:
- Boroujerdi Iranian intellectuals and the West: the tormented triumph of nativism. - Syracuse University Press, 1996.
- Nikki R. Keddie. Iranian Revolutions in Comparative Perspective, The American Historical Review vol. 88, No. 3 (Jun., 19ск83), pp. 579-598
- McDaniel Tim. Autocracy, Modernization, and Revolution in Russia and Iran, Princeton University Press, 1991.
- Dabashi Hamid. Theology of Discontent: The Ideological Foundation of the Islamic Revolution in Iran, Theology of Discontent: The Ideological Foundation of the Islamic Revolution in Iran, 1993.
- Иранская революция 1978-1979. Причины и уроки / Отв. ред. А.З. Арабаджян. – М.: Наука, 1989.
- Дорошенко Е.А. Шиитское духовенство в двух революциях: 1905-1911 и 1978-1979 годов / Е.А. Дорошенко. – М.: Институт востоковедения РАН, 1998.