Так, в § 20 «Применение политического принципа демократии к отдельным областям государственной жизни» данной работы раздел III называется «Демократия и международно-правовые сношения». В нем этот выдающийся теоретик государственного права Веймарской республики указывает на структурные проблемы с легитимностью представительства политических сообществ вовне, возникающие в результате демократизации политического в условиях модерна: если в условиях абсолютизма монархические суверены могли по своему усмотрения объявлять войну и заключать мир с соседями, то в рамках модерного конституционного порядка репрезентанты той или иной страны – например, президенты, премьер-министры или послы – ограничены в своих внешнеполитических действиях необходимостью получать утверждение заключенных ими договоров со стороны нового демократического суверена, т.е. народа. Шмитт разбирает различные варианты подобной ратификации, обычно принимающей форму голосования в законодательном органе, понимаемом как репрезентант политической воли нации, или же путем прямого волеизъявления граждан в форме плебисцита (т.н. швейцарская модель использования непосредственной демократии при принятии (внешне)политических решений). Главная проблема, интересующая здесь К. Шмитта, заключается в том, что – несмотря на то, в дипломатии сохраняется множество традиционных элементов еще времен абсолютизма – даже высшие репрезентанты современных государств-наций больше не являются их суверенами. По крайней мере, так это выглядит в рамках идеальной модели либеральных конституций модерна.
С другой стороны, как точно подметил французский философ Жак Деррида, любой президент Америки, формально не имеющий конституционного права даже на то, чтобы передвинуть дорожный знак в каком-нибудь захолустном американском городке, вполне способен начать войну без разрешения конгресса – например, совершить полномасштабную агрессию против практически любой страны мира, политика которой перестала устраивать ту или иную администрацию США. В других странах мы также встречаем массу примеров того, как внешняя политика как бы выносится за скобки нормального демократического процесса и (в идеале) максимально широкого общественного обсуждения, оказываясь в реальности исключительно предметом закрытого внутриэлитного торга. В той же Америки по этому поводу сложился такой эвфемизм, как «двухпартийный внешнеполитический консенсус» по тому или иному вопросу мировой повестки дня.
Далее мы пунктирно покажем, как это структурное противоречие в современной политике – когда присутствующее во всех современных конституциях требование согласования внешнеполитических шагов с фактической волей нации довольно успешно игнорируется правительствами, повсеместно волюнтаристски осуществляющими более или менее внешний курс в собственных интересах – проявляется в положении русских как крупнейшей разделенной нации и как оно особенно резко обострилось в связи с актуальной геополитической катастрофой на Украине. При этом я буду опираться на сложившиеся в демократической части русского национального движения представления о нынешней Российской Федерации и проводимой ее властями политики в отношении пространства исторической России, оказавшегося за пределами РФ.
Русский вопрос
С точки зрения мейнстрима русской национал-демократии, научно-теоретическим органом которого является журнал «Вопросы национализма», «русский вопрос» может быть сформулирован следующим образом: русские сегодня – единственный европейский народ, до сих пор не ставший суверенной политической нацией. Т.е. на данный момент в Европе только они не получили в свои руки тот базовый «пакет политических прав» (Павел Святенков), которым уже давно обладают практически все европейцы, более или менее свободно реализующие свои интересы в рамках собственных национальных государств. Для этого последними в рамках общепринятого для модерна политико-правового дизайна используются механизмы свободного волеобразования, получающего путем электоральных механизмов соответствующую политическую репрезентацию в виде перманентно обновляемого парламентского представительства и регулярно сменяемой исполнительной власти.
Стоит ли говорить, что в нынешней Российской Федерации эти банальные для какого-нибудь датчанина или португальца формы политического участия невозможны в силу того выбора, который был сделан ныне господствующими элитными группами на рубеже 20-21 веков. Не углубляясь в мотивы участников той пестрой коалиции, что поддержала тогда и отчасти по-прежнему поддерживает курс нынешнего режима на последовательный отказ от современных, прежде всего электоральных, техник формирования политического класса и легитимации своей власти, в целом можно констатировать, что им удалось на десятилетия заблокировать модернизацию российской политической сферы и русской политической культуры. В результате, после кратковременного и явно неудачного опыта с демократизацией в 1990-е, русские вновь оказались лишены базовых политических прав и, как следствие, – правовых гарантий своих гражданских и социально-экономических прав. В этом смысле в России начала 21 века воспроизвелся неправовой (надзаконный) тип политической власти, характерный для досовременных способов осуществления господства. Так что сегодня русские оказались примерно в той же ситуации политического бесправия, что и многие поколения их предшественников, живших в Российской империи и Советском Союзе. В условиях путинской РФ для русских не только фактически невозможно свободное волеобразования путем выборов, так как любая попытка воспользоваться декларируемыми конституцией политическими правами и свободами подвергается криминализации со стороны административно-полицейской машины, но и сама артикуляция автономных интересов вызывает немедленные репрессии со стороны архаичной по типу системы господства. Более того, в условиях структурно до-, а по последствиям анти-национального режима власти/собственности фактически табуирована сама русская этнокультурная идентичность абсолютного большинства населения страны, которому властями настойчиво предлагается официозная идеология «россиянства» как формы лояльности деэтнизированному государству. Одним словом, вместо модерной нации как самоуправляемого сообщества равноправных граждан-компатриотов русские сегодня пребывают в положении политически бесправных подданных правящей в РФ группировки, которая может произвольно обходиться с ними в собственных фискальных, внутриполитических или геополитических целях…
Именно так или примерно так выглядит «русский вопрос» в нормативных представлениях русских национал-демократов. Однако они не исчерпываются констатацией столь позорной ситуации с политическим бесправием великого европейского народа внутри своей же страны, структурно мало отличающимся от туркменского. Более того, национальное унижение усугубляется трагическим положением русских как крупнейшей в мире разделенной нации, в котором они оказались в результате поспешного безответственного признания со стороны властей РФ административных границ внутри СССР в качестве государственных между новыми образованиями, возникшими на его территории в 1991 году.
Стоит ли говорить, что права русских во всех бывших союзных республиках тотчас же подверглись двойному ущемлению со стороны местных этнократий, неожиданно для себя получивших шанс на реализацию собственных национальных проектов, которые по определению стремились оттолкнуться от культурного наследия бывшей метрополии. Таким образом, значительная часть нашего народа на постсоветском пространстве оказалась лишена возможности артикуляции своих элементарных прав – например, права на родной язык и культурную идентичность. Т.е. к тому политическому бесправию, что характерно для положения русских в РФ, в государствах ближнего зарубежья добавляются практики этноцида, направленные на дерусификацию культурного сознания миллионов русских и русскоязычных граждан.
Разделенный народ: немцы и русские
В отличие от администраций Б. Ельцина и В. Путина, попросту игнорировавших русский вопрос в новообразованных постсоветских государствах, сами оказавшиеся в них русские никогда не рассматривали себя окончательно отрезанными от политического и культурного пространства «большой России». Более того, начавшиеся притеснения по этническому признаку первоначально могли даже усиливать осознание своей русскости у граждан, не по собственной воле оказавшихся дискриминируемым меньшинством у себя дома. Однако вместо поддержки со стороны Кремля, интересовавшегося лишь решением бизнес-вопросов с лидерами постсоветских республик, десятки миллионов наших соотечественников были брошены на произвол судьбы, не сходя с места внезапно очутившись «за границей». И здесь мы возвращаемся к тому, с чего начали эти рассуждения: подобное «огосударствление» исторически случайных внутрисоветских границ никогда не было легитимировано в рамках свободного демократического волеизъявления. Короче говоря, ни у Б. Ельцина тогда, ни у В. Путина сейчас не было и нет демократического мандата от русского народа на проведение подобной политики!
На фоне подобной печальной для миллионов русской судеб констатации поражает неготовность властей РФ использовать наработанный мировой практикой инструментарий, который позволил бы минимизировать издержки ситуации разделения пространства исторической России на «независимые государства». Например, тот, что был связан с существованием на немецкой земле во второй половине 20 века сразу трех государств: Австрийской республики (еще в Версале австрийским немцам было запрещено объединятся с Большой Германией), ГДР и ФРГ. Для нас здесь важно то, что жители Западной и Восточной Германии не считались иностранцами, поскольку речь шла о двух государствах на территории одной страны. Поэтому, согласно Основополагающему договору между ГДР и ФРГ от 1972 года, их дипломатические миссии в Бонне и Берлине носили название не посольства (Botschaft), что возможно только за рубежом, а постоянного представительства (Ständige Vertretung). Тем самым была найдена формула, манифестирующая очевидное: даже будучи гражданами разных государств, жители обеих Германий по-прежнему являются друг для соотечественниками! Именно такое решение в условиях исторически объяснимой геополитическими катастрофами 20 века ситуации сосуществования нескольких политических образований на немецком этнокультурном пространстве позволило сохранить опцию на восстановление общегерманской государственности в случае изменений навязанной геополитической рамки, что и фактически произошло в конце 1980-х годов.
Стоит ли говорить, что несмотря на предпринимавшиеся временами попытки властей ГДР выстроить собственную восточногерманскую национально-культурную идентичность, они были обречены на провал в силу неизменности стратегического курса властей Западной Германии на неизбежное будущее объединение разделенной внешними силами немецкой нации. Такая политика настойчиво проводилась официальным Бонном еще со времен первого канцлера Конрада Аденауэра.
В отличие от мудрых государственных деятелей ФРГ, понимавших невозможность получить демократических мандат от немцев на отказ от национального единства, пусть и отложенного в будущее, власти Российской Федерации моментально предали русских соотечественников в постсоветских республиках. Более того, даже те из них, которые впоследствии были вынуждены перебраться в РФ, столкнулись здесь со всеми прелестями антинациональной государственной машины нынешней ЭрЭфии. В результате, сотни тысяч русских годами не могут получить в России российский паспорт, и даже многие участники вооруженного сопротивления на Донбассе живут здесь под угрозой выдачи киевским партнерам Кремля…
С базовыми установками боннской политической культуры здесь резко контрастирует тот факт, что не только в течение 25 лет, но даже после 2014 года правящие в РФ группировки отказываются сформулировать программу общего будущего для десятков миллионов наших братьев и сестер, оказавшихся по ту сторону русско-русской границы. Также очень показательна в этом контексте попытка некоторых кремлевских башен выпихнуть обратно на Украину Донбасс, однозначно высказавшийся на референдуме в пользу национального единения с «большой Россией», поскольку это якобы может привести к ослаблению санкций со стороны коллективного Запада. Однако для российского авторитарного режима, мыслящего скорее категориями бизнес-интереса, нежели национальной солидарности, свободное русское демократическое волеизъявление представляет не меньшую угрозу, чем для официального Киева, открыто создающего в центре исторической Руси русофобской проект в интересах наших геополитических соперников.
Примечательно в этой связи то, что даже при осуществлении операции по возврату Крыма власти РФ руководствовались прежде всего военно-политическими соображениями, а никак не программой консолидации национальной территории. Известный теоретик русского национализма, участвовавший в качестве эксперта в обосновании решений по Крыму весной 2014 года, рассказывал мне, что был поражен тем, что В. Путин все же использовал в своей мартовской речи, помимо геостратегических аргументов, также формулы о русской культурной идентичности и национальном самоопределении, обычно активно используемые в языке русских националистов, но никак не кремлевских пропагандистов. Как показали уже очень скоро события с отказом Кремля от поддержки проекта «Новороссия», интересы русского народа лишь на короткий момент и лишь в географическом локусе Крыма совпали с геополитическими соображениями официальных властей РФ. В этом смысле правы оказались те русские националисты, кто с самого начала не верил в возможность реализации а- и даже анти-национальным по своей природе и идеологии режимом задач по восстановлению государственного единства разделенного русского народа…
Таким образом, наша ситуация принципиальной отличается от германской: ФРГ, даже будучи ограниченной с точки зрения суверенитета, всегда понималась боннскими элитами как национальное государство немецкого народа, имеющего право на государственное объединение. Даже в преамбуле Основного закона 1949 года, выполнявшего в Западной Германии роль временной конституции, говорилось о том, что он принимается и «от имени тех немцев, которые были лишены возможности участвовать в этом процессе». В следующей строчке звучало обращение ко всему немецкому народу «довести до конца дело единства и свободы Германии, исходя из принципа свободного самоопределения». Стоит ли говорить, что в конституции РФ русский народ не только не упоминается, но даже простая манифестация русской идентичности вызывает повышенное внимание со стороны репрессивной машины.
Выдавая нужду за добродетель: что показал украинский кризис
Несмотря на тяжелое поражение «Русской весны» на Украине и разгром русского движения в самой РФ, по прошествии пяти лет с начала спецоперации «Евромайдан» мы можем сделать ряд важных выводов, имеющих значимость на долговременную перспективу:
- на Украине в 2013-2014 годах потерпела сокрушительное поражение недальновидная политика, на протяжении многих лет проводившаяся официальной Москвой и лично В. Путиным;
- закономерный крах бесконечных попыток закулисного торга с киевскими «партнерами» по газу и другим бизнес-вопросам, 25 лет выдававшихся Кремлем за стратегический курс в отношении Украины (и других постсоветских республик), вылился там сегодня в русскую идентитарную катастрофу;
- как показала постмайданная Украина, все альтернативные этнонациональные проекты на территории исторической России направлены на дерусификацию культурного сознания русского населения и уничтожение его общерусской идентичности;
- сегодня уже очевидно, что подобно альтернативным культурным лояльностям, украинство как «русская идентитарная болезнь» (Олег Неменский), в течение всего одного века поразившая значительную часть населения Юго-Запада исторической России, не может не носить антирусской направленности;
- таким образом, «украинский вопрос» является русским вопросом;
- при этом русский вопрос не только не может быть решен, но и даже поставлен а- и антинациональной элитой РФ;
- перспективы национального объединения разделенного русского народа напрямую зависят от шансов на демократизацию и национализацию нынешней «Ресурсной Федерации»;
- также украинский кризис наглядно продемонстрировал, что значительная часть российских политических, экономических, культурных и медиа элит не лояльны русскому национально-культурному проекту;
- не менее очевидно, что в РФ нет значимых национально-ориентированных либеральных сил, способных стать партнером русского движения в момент кризиса «системы РФ» (Г. Павловский);
- манифестируемая большой частью элит РФ лояльность открыто русофобскому украинскому политическому проекту облегчает для русского движения задачу поиска партнеров в момент краха нынешней системы: «заукраинцы» не могут рассматриваться в качестве релевантных участников русского будущего;
- борьба за совместное будущее пространства исторической Руси, включая Украину, будет составлять основу национальной геополитической программы в 21 веке;
- ее итоги зависят в первую очередь от результатов борьбы за саму РФ, которая еще впереди.