Версия для печати
Среда, 13 мая 2020 18:37

Памяти Константина Крылова

Автор
Оцените материал
(7 голосов)

Константин Крылов любил и умел писать некрологи – одновременно обильные по фактуре и глубокие по анализу, хотя и предельно субъективному. И он сам, в силу масштаба своей личности, подобных некрологов, безусловно, заслуживает. Они, наверняка, уже сочиняются.

Я близко и дружески общался с Крыловым в 2010 – 2017 годах, когда мы вместе делали журнал «Вопросы национализма». В мае 2018-го между нами произошёл идейный и личный разрыв (впрочем, противоречия накапливались уже давно). Мне есть, что вспомнить, и я обязательно напишу большой мемуарно-аналитический очерк об этом незаурядном человеке. Но на это потребуется немало времени. Сегодня же хочется отбросить «личное» и «биографическое» и попытаться определить главное – место покойного в русской культуре, хотя бы в самых общих, предварительных чертах. Я совершенно не могу ценить художественную прозу Константина – мне хватило одного его небольшого текста, чтобы понять, что это не моё. Поэтому ограничусь разговором о новопреставленном как об идеологе русского национализма – ипостась, в которой он более всего известен.

Оригинальность Крылова в том, что он создал совершенно новый дискурс русского национализма. Я бы определил его как дискурс обывателя-гражданина. В нём русский народ – не орудие, не средство для каких-либо политических, идеологических или религиозных «замыслов с размахом». Он цель в самом себе – самодостаточный социально-политический субъект, миссия которого состоит просто в том, чтобы жить для себя. И жить «непременно хорошо» – «благой», т.е. «счастливой и прекрасной» жизнью, говоря словами Аристотеля из «Политики».

Нельзя сказать, что подобные идеи вовсе отсутствовали в русском национализме. В близком духе в начале прошлого столетия писал М.О. Меньшиков. Крылов свою преемственность по отношению к нему прекрасно осознавал и неоднократно называл его одним из своих любимых русских мыслителей. Сходно высказывались и некоторые националисты 90-х, например, А.Н. Севастьянов, при всей одиозности его некоторых воззрений, не случайно оказавшийся в редколлегии «Вопросов национализма».

Но, во-первых, к началу 2000-х в национал-патриотической среде мейнстримом всё же оставалось имперство в различных его изводах – от коммунистического до православно-монархического. Во-вторых, Крылов оказался гораздо последовательнее своих предшественников, заявив, что национализм, в сущности, тождественен демократии. У Меньшикова такой подход как минимум не выдержан, демократические пассажи у него соседствуют с антидемократическими. Под севастьяновской «национал-демократией» и вовсе скрывалась апология кастового строя. Наконец, в-третьих, Крылов сумел придать своим идеям необыкновенно яркую, художественную форму.

В строгом смысле слова Константина вряд ли можно назвать теоретиком. Его публицистика брала другим – врезающимися в память и бьющими по эмоциям образами, метафорами, мифологемами, «мемами». Но все они системно работали на утверждение нового, «обывательского» русского национализма. И не последнюю роль играла здесь фигура самого автора. Крылов был совершенно конгениален той идеологии, которую проповедовал, потому и выглядел столь убедительно. Покойный любил подчёркивать, что он не интеллигент, а мещанин, что после победы русского национализма или заведёт маленький букинистический магазинчик, или переквалифицируется в ресторанные критики. В этом, конечно, была немалая доля игры, но только доля. Константин был искреннейшим, органическим гедонистом, любившим все радости жизни и от всей души ненавидевшим любую внешнюю принудительную аскезу, о которой так любили трубить наши «державники». И он искренне любил свободу, причём не только для себя, как это чаще всего бывает. Я мало встречал русских людей, а уж тем более русских партийных вождей, столь мало склонных к авторитарности.

Образ «философа-обывателя» отсылает нас, конечно, к Розанову, едва ли не главному крыловскому фавориту в истории русской культуры. Но невозможно представить Василия Васильевича, создающего какую-либо политическую партию или даже хоть как-то участвующего в ней. Крылов старательно скрывал свои противоречия с тем, кого назначил себе в великие предшественники. Между тем они бросаются в глаза. Розанов много писал о политике, но в основе своей он глубоко аполитичный мыслитель. Крылов же вне политического поля непредставим. Крыловский «обыватель», ревностно блюдущий свои права, вовсе не похож на розановского – мечтающего закатиться за спину царя-батюшки.

Назовём вещи своими именами. Крыловский «обыватель» – европейский бюргер, воспитанный столетиями коммунальных вольностей и Магдебургского права, политических революций и парламентских выборов. Розановский – возрос в атмосфере служилого государства и «административного восторга» властей всех уровней, от городового до самодержца. Едва-едва он подышал свободой после 1905 года, как через 12 лет его так скрутили в бараний рог, что дышать вообще стало затруднительно. Крылов, по сути, изобретал нового русского «обывателя», списывая его с отчасти себя, отчасти со столь симпатичных ему чехов, стараясь «вживить» своё изобретение в национальную традицию, для чего, правда, последнюю приходилось изрядно редактировать.

При подобной редактуре получалось, что русская проблема только в том и состоит, что нормальному европейскому народу «благой жизнью» не даёт жить злое начальство, управляющее им колониальными методами. Достаточно русским обрести политическую свободу, и всё у них наладится.

Была ли у крыловского национализма какая-то социальная почва? В середине нулевых – начале десятых, казалось, что была. Накопившая в тучные годы некоторый жирок средняя и мелкая русская буржуазия явно начала мечтать и о политических правах, раздражаясь, среди прочего, и противоестественным положением своего народа в рамках российской «многонационалии», где непризнанной была только одна – при том самая большая – нация. Отдельные деловые люди порой высказывали тайное сочувствие делу русского национализму. Почему бы этой тенденции со временем не шириться и не углубляться? В этом смысле «национал-демократия» Крылова была вполне адекватна периоду 2005 – 2013 годов. Она воспринималась как перспективный политический проект не только националистами, но и некоторыми левыми и либералами, видевшими в русском национализме потенциальный таран, с помощью которого может быть сокрушён путинский режим.

Но 2014 год похоронил (временно или нет, пока трудно судить) эту перспективу. Русское большинство забыло о борьбе за политические права, увлёкшись расширением государственных границ РФ, благо, ему самому для этого не нужно было ничего делать, только радоваться или печалиться новостям. Крылов попытался использовать новую реальность, трактуя её как «русскую ирреденту», но очень скоро выяснилось, что «ирредента» находится под жёстким контролем сверху и «национал-демократии» предназначена в ней, в лучшем случае, чисто служебная роль.

Крыловский «обыватель-гражданин» умер, так толком и не родившись. Сам его творец всё прекрасно понимал, но произвести ревизию собственных воззрений уже не мог. Но не мог он и встроиться в систему, которую считал абсолютным злом. Последние годы Константин отчаянно мрачнел и всё беспросветнее погружался в пучину самой дикой конспирологии. К ней он и раньше был склонен, но тогда это казалось забавным стёбом, теперь же нелепейшие измышления писались и произносились со звериной серьёзностью. Но своя логика в этом была. Единственной возможностью сохранить взгляд на русских, как на нормальный европейский народ, оставалась только абсурдная вера в то, что они попали в сети, расставленные тайными тёмными силами.

«Национал-демократия» Крылова – ещё одна неудача в длинной цепи других неудач повернуть шестисотлетнее движение России с её особого пути на путь общеевропейский. Ещё одна искалеченная судьба, ещё одна безвременная смерть русского человека с исключительными дарованиями. Здравомыслящие почвенники скажут: «Глупо переть против рожна, смирись, гордый человек!». Но ведь и сильную человеческую индивидуальность переделать не легче, чем веками сложившееся общество. Некоторые не обладают даром хамелеонства, некоторым легче погибнуть, чем измениться. Во что бы превратился наш народ без таких людей, страшно подумать.  

Прочитано 2783 раз

Последнее от Сергей Сергеев

Похожие материалы (по тегу)