Версия для печати
Понедельник, 14 января 2019 15:53

Судный День для российской бюрократии

Автор Олег Носков
Оцените материал
(0 голосов)

В каком-то смысле предлагаемая работа является логическим продолжением темы, которая была затронута мной в «Барском синдроме». Как я там заметил, в нашей стране наблюдаются отдельные рецидивы традиционного уклада и негласного восстановления привилегированного сословия, ассоциированного с властью. Создается впечатление, что общество решило «переварить» отдельные достижения модернизации, осуществляя откат обратно (по ряду признаков – в позднефеодальную эпоху). Возможно, Россия и некоторые страны бывшего СССР являют самые впечатляющие примеры на этот счет. Хотя совсем не исключено, что данная консервативная тенденция (справедливее было бы назвать ее тенденцией к архаизации) представлена на глобальном уровне.

Однако разговор вышел бы однобоким, если бы мы не обратили внимания на тенденции прямо противоположные. То есть, с одной стороны, мы видим, как в общественном сознании недвусмысленно игнорируются новейшие завоевания гражданского общества и воспроизводятся установки, уводящие нас к временам сословного уклада. Но в то же время, при внимательном рассмотрении, мы обнаружим ростки чего-то совершенно нового, идущего вразрез с консервативной линией. Обе тенденции представлены на глобальном уровне и прямо затрагивают будущее нашей страны, которое четко вписано в общемировой контекст.

Наша планета становится «плоской»

 Года три назад на какой-то конференции я встретился с руководителем одной новосибирской компании, занимающейся производством энергетического оборудования. Меня интересовала судьба их последнего детища – нового твердотопливного котла для индивидуальных домов, который комбинированно вырабатывал тепло и электричество. На мой вопрос предприниматель  достал из кармана смартфон и показал мне табло, где отображались все режимы работы установки в реальном времени. «Котел работает прямо сейчас, в подвале дома – наблюдаю за ним», - прокомментировал эту картинку мой знакомый. Он управлял котлом с помощью этого же смартфона. Мог по необходимости понизить или повысить «градус», если надо – совсем отключить. В случае аварийной ситуации ему бы поступил соответствующий сигнал. Там была целая куча функций. Причем, расстояние не имело никакого значения – управлять этой «умной» установкой можно было хоть с сочинского курорта, хоть из Майами, хоть из Австралии.

Есть в нашем городе и кое-что покрупнее. Один новосибирский девелопер не стал подключать новый микрорайон к общей электросети, поскольку сетевая компания (наш региональный монополист) выставила ему до неприличия сумасшедший ценник  - миллиард рублей!  Всего за половину (!) от названой суммы  застройщик поставил на территории построенного им микрорайона небольшую газовую электростанцию мощностью 12 МВт (чтобы было понятно, этой мощности хватило с избытком, есть даже ощутимый «недогруз»).

Я посетил этот объект где-то пару лет назад. Что прежде всего бросается в глаза, когда вы заходите внутрь станции – там ни души. Спокойно работают агрегаты, но впечатление такое, будто всё внутри вымерло. За работой объекта следит всего один (один!) оператор. Причем, ему не обязательно всё время торчать на одном и том же месте, поскольку определенную информацию он может получать дистанционно, на тот же смартфон. Во всяком случае, в диспетчерской никого не было. Как мне рассказал руководитель департамента, отвечающего за коммунальное снабжение микрорайона, вначале предполагалось разместить диспетчерский пункт в… Германии. Но потом – из-за соображений кибер-безопасности, диспетчерскую разместили внутри. Хотя, как вы понимаете, в сугубо техническом плане расстояние здесь ни играет принципиальной роли.

Конечно, приведенные примеры пока еще не делают погоды ни в нашем регионе, ни в целом по стране. Однако они наглядно показывают новые форматы в системе управления и организации трудовой деятельности, ставшие возможными благодаря новейшим цифровым коммуникациям. Наступает эпоха, когда ваша голова уже не будет так тесно привязана к рабочему креслу. То, как современные информационные технологии «убивают» расстояния не только между офисами и производственными цехами, но и между странами и континентами, прекрасно проиллюстрировал известный американский журналист Томас Фридман в своем бестселлере «Плоский мир: краткая история XXI века». У нас в стране, к сожалению, пока еще не оценили по настоящему масштаб перемен, вызванных повальной компьютеризацией и созданием принципиально новых видов связи (включая, конечно же, и Интернет). Однако новая реальность уже вторгается в жизнь американских граждан, причем, с разных сторон.

Вот конкретный, весьма впечатляющий пример. Допустим, вы живете в Америке и вам нужен толковый ассистент, который бы оперативно готовил для вас презентации. Где его искать - в своем городе, в своей стране или где-нибудь за границей? Раньше в таких делах заграница была бесполезной, но в эпоху цифровизации всё радикально поменялось. Теперь идеальным вариантом для выполнения подобной работы становится… Индия. Причина проста:  в то время, когда вы отходите ко сну, в этой стране как раз начинается рабочий день, и пока вы спите, ваш ассистент делает для вас свою работу. К утру по электронной почте вы уже получаете готовую презентацию. Как отмечает Томас Фридман, в Индии готовят неплохих специалистов в самых разных областях (включаю и область информационных технологий). По своему характеру индийцы уравновешенны, дружелюбны и старательны. Но главное – за свою работу они берут как минимум раза в четыре меньше, чем американцы. Расстояние же, как мы сказали, в эпоху Интернета перестает играть какую-либо роль. Поэтому все выгоды от такого аутсорсинга для работодателя налицо

 Индии Томас Фридман уделяет особое внимание, поскольку именно эта страна исправно «поставляет» специалистов для заокеанских работодателей. Самое интересное, что сами индусы прекрасно осознают эту глобальную тенденцию и совершенно сознательно и целенаправленно предлагают западным компаниям свои услуги, за умеренную плату выполняя ту интеллектуальную работу, которая на Западе уже не считается престижной. Скажем, известные американские компании создают в Бангалоре свои колл-центры для обслуживания американских же клиентов. Так получается дешевле. Клиенты никакой разницы не чувствуют, поскольку сотрудники-индийцы отличаются не только завидной выдержкой - они прекрасно владеют английским языком и представляются американскими именами. Мало того, в отличие от своих американских коллег, им нравится такая работа,  не вызывающая у них никаких тяжелых моральных переживаний из-за своей «непрестижности».

Таким образом, современные коммуникации серьезно обостряют конкуренцию между квалифицированными специалистами, особенно в тех областях, где слишком много рутинных и стандартных операций. То есть, вам уже приходится конкурировать не только с жителями вашего города или поселка – теперь на ваше рабочее место может претендовать человек из любой точки планеты. В выигрыше, естественно, находятся развивающиеся страны, образованные жители которых неожиданно получили новое окно возможностей для своего трудоустройства. Лет двадцать назад что-либо подобное было еще сложно вообразить. Теперь же глобальный аутсорсинг становится не просто случайной практикой отдельных компаний – он начинает формировать принципиально новые социально-экономические реалии.

Но и это еще не всё. Дело в том, что набор профессий, предполагающих дистанционную работу в межконтинентальном масштабе, постоянно расширяется. Так, информационное агентство «Рейтерс» настолько далеко продвинулось в этом деле, что даже распространило аутсорсинг на обработку новостной цепочки, наняв для такой работы индийских сотрудников. Как пишет Томас Фридман, причины чисто финансового характера заставили эту компанию задаться вопросом: где необходимо разместить людей, чтобы обеспечить бесперебойное снабжение новостями своей глобальной сети? В итоге было принято решение передать всю работу по выпуску экстренных новостей низкооплачиваемым индийским сотрудникам. Говоря по-простому, агентство наняло для этой рутины (отражающий базовый уровень журналистики) неприхотливых азиатских «интернет-гастарбайтеров».

Впрочем, базовый уровень – не предел. На аутсорсинг стали переводить и аналитическую работу, особенно после того, как выяснилось, что высокооплачиваемые американские рыночные аналитики оказались ангажированными, подстраивая результаты под интересы конкретных компаний. Спрашивается, есть ли смысл поручать им работу, да еще за приличную сумму? Для сравнения: такой же аналитик в Бангалоре обходился нанимателю в 15 тысяч долларов в год – против 80 тысяч в Нью-Йорке или в Лондоне.

Следом за журналистикой и рыночной аналитикой идет наука, которую аутсорсинг также не обошел стороной. Как пишет Томас Фридман, во многих американских больницах рентгенологи поручают обработку снимков компьютерной томографии своим коллегам в Индии и в Австралии.  Некоторые группы рентгенологов, утверждает он, отсылают снимки к себе домой, чтобы иметь к ним круглосуточный доступ и ставить диагнозы безостановочно. Снимки компьютерной и магнитно–резонансной томографии выходят уже в оцифрованном формате и передаются по Сети по стандартным протоколам, поэтому ничто не мешает расшифровывать их в любой точке земного шара.

Обработка рентгеновских снимков и компьютерной томографии – такой же базовый уровень, как в журналистике – формирование новостной цепочки. Следом идут более сложные вычисления и конкретная исследовательская работа. По сути, нет никаких препятствий к тому, чтобы заключать договоры с научными организациями в третьих странах (в той же Индии), где полным-полно квалифицированных специалистов, готовых за скромную плату (по американским меркам) выполнять вполне достойную квалифицированную работу на научном поприще.

Как справедливо заметил Фридман, благодаря информационным технологиям наш мир начал «выравниваться». То есть речь идет не просто об увеличении производительности  труда (как  до сих пор принято думать). Речь идет о зарождении принципиально новых трудовых отношений, включая отношения между рабочими и работодателями. Пожалуй, это станет одним из главных итогов разворачивающейся на наших глазах цифровизации.

Но это ещё, что называется, цветочки. Есть ещё и «ягодки», которые могут показаться очень горькими на вкус.

«Белых воротничков» просят на выход

 Когда первые роботы стали заменять на конвейерах простых трудяг, работники умственного труда были уверены, что их это никогда не коснется. К сожалению, они не учли, что и машина в состоянии «поумнеть». Не так давно первый тревожный звоночек прозвенел и для многочисленной когорты «белых воротничков». Об этом, в частности, хорошо пишет профессиональный американский программист Мартин Форд в своей книге «Роботы наступают. Развитие технологий и будущее без работы».

По мнению Мартина Форда, определяющим фактором новой экономической эры будет фундаментальный сдвиг в отношениях между работниками и машинами. Машина начнет восприниматься не просто как средство повышения производительности, а как прогрессивный вариант ЗАМЕНЫ ЖИВОГО РАБОТНИКА. Движущим фактором этих процессов станет «неудержимая экспансия» компьютерных технологий. По сути, цифровая революция создала реальные предпосылки для масштабного проникновения роботов в самые разные сектора экономики.

Показательно, что программное обеспечение совершенствуется сейчас настолько стремительно, что уже позволяет роботам вторгаться в сферу деятельности многочисленного «офисного планктона». В итоге под угрозу сокращения попадают управленцы среднего звена, бухгалтеры, консультанты, юристы, проектировщики, журналисты, переводчики  и аналитики. Иначе говоря, так называемая умственная работа вполне может подвергнуться роботизации. Сюда же попадает и литературное творчество. Машины, показывает Мартин Форд, теперь могут писать нормальные связные тексты, соблюдая все правила грамматики и стилистики. Машины также в состоянии анализировать и систематизировать огромные массивы данных, сопоставлять, выбирать оптимальные варианты и даже воспроизводить манеру изложения мысли конкретного автора текстов.

В этой связи достаточно вспомнить суперкомпьютер Watson, разработанный компанией IBM, чтобы убедиться в способности новых «умных» машин составить достойную конкуренцию высококвалифицированным специалистам в разных областях умственной деятельности. В 2013 году компания предприняла попытку задействовать эту систему в сфере интернет-торговли и консалтинга. Робот взял на себя функции продавца-консультанта, давая через Интернет индивидуальные рекомендации относительно тех или иных товаров. Эта же машина показала свои способности к углубленному анализу в сфере финансовой деятельности. Медицина тоже не осталась в стороне. Так,  суперкомпьютер помогает диагностировать заболевания и корректировать планы лечения пациентов в крупных медицинских учреждениях США.

Как показывает Мартин Форд, роботы способны «обучаться» многим профессиям, воспроизводя наработанные навыки своих предшественников из числа людей.  Успешная обработка «больших данных» позволяет теперь создавать соответствующие алгоритмы. Представьте такую картину. Компания нанимает фрилансера для составления аналитических отчетов по тем или иным вопросам. Допустим, фрилансер старательно выполняет свою работу, не подозревая о том, что за ним внимательно наблюдает «большой брат». То есть специальная программа, запущенная работодателем, отслеживает все его действия, вплоть до количества ударов пальцами по клавиатуре. Такие возможности по сбору данных о конкретном человеке уже существуют. Мартин Форд отмечает, что руководители некоторых компаний намеренно осуществляют подобное наблюдение за многими своими сотрудниками. Иногда – негласно. Делается это отнюдь не ради банального контроля за трудовой дисциплиной. В нашу цифровую эпоху в такой слежке есть прагматичная цель – обработка полученных данных обо всех нюансах работы сотрудника может лечь в основу новой программы для «умной» машины, которая в перспективе должна будет заменить человека на данном рабочем месте. Если такая электронная слежка ведется за фрилансером, то в этой ситуации он становится невольным учителем для своего конкурента-робота. После того, как программа будет создана, и машина покажет положительный результат, её «учитель», скорее всего, останется без работы. 

Та же судьба поджидает офисных клерков и сотрудников редакций СМИ. Как я уже сказал, машина уже может составлять связные тексты. Такой текст совершенно неотличим от текста, созданного профессиональным журналистом или публицистом. Специальная программа в состоянии не только осуществлять простое перечисление фактов, она может проводить статистический анализ, выделять какие-то ключевые моменты, используя для этого естественный язык. В Америке уже создана система искусственного интеллекта, которая позволяет роботам писать тексты на самые разные темы, например, про спорт, про бизнес, про политику. По словам Мартина Форда, разработанное ПО способно генерировать новостные материалы каждые 30 секунд (!). И такие материалы, что характерно, уже публикуются на популярных сайтах. Правда, владельцы ресурсов стараются не афишировать связь с данным сервисом, чтобы не смутить своих читателей. Тем не менее, предполагается, что в ближайшее время 90% новостных материалов будет делаться машинами.

Но это еще не всё. Новостной индустрией дело не ограничивается. Указанная система является универсальной платформой для анализа и написания нарративных (то есть повествовательных) текстов. Система выполняет анализ собранных из разных источников данных, отмечая самые интересные факты и выводы. Из этого  материала создается связное повествование, которое, как утверждают представители компании-разработчика, сопоставимо с результатами труда лучших аналитиков. После соответствующей надстройки, отмечает Мартин Форд, эта система способна «практически мгновенно формировать бизнес-отчеты с заданной периодичностью – и все это без вмешательства человека». 

Таким образом, машина может эффективно решать те задачи, которые раньше считались исключительно прерогативой высококвалифицированных специалистов с высшим образованием. Как выяснилось, даже писательский труд по мере усовершенствования алгоритмов также становится уязвимым для автоматизации. По сути, робот может с легкостью освоить и эпистолярный жанр, при необходимости - взяв за образец стилистику хорошо известного публициста или блогера. Машинные комментарии в соцсетях и даже целые статусы в аккаунтах – уже не фантастика.

В общем, контуры грядущих перемен как будто очерчены. Не стоит думать, будто перечисленные примеры злободневны исключительно для развитых стран. Во всяком случае, Россия находится совсем не на обочине от мировых трендов, и нас эти перемены также затронут. Что бы мы ни говорили о своей отсталости (иногда – реальной, иногда – преувеличенной), но российские «айтишники» не сильно уступают своим зарубежным коллегам. Уверяю вас – в нашей стране есть кому продвигать информационные технологии. Кроме того, на наш рынок информационных услуг уже вовсю устремились глобальные игроки. Например, в новосибирском Академгородке регулярно проводятся конференции, где специалисты компании IBM демонстрируют «чудеса» своих облачных сервисов.

Надо сказать, что специфика данного сегмента рынка такова, что не требует сильного вмешательства со стороны государства (как это происходит, например, в девелопменте, добывающей  и тяжелой промышленности). Разработчики в сфере информационных технологий способны запустить свои фантастические штучки, что называется, сугубо частным способом. Как убедительно показал Мартин Форд, основной спрос здесь формируется со стороны корпоративного сектора. Конечно, государственные структуры также могут выступить в роли заказчика. Но их положение выглядит в этом мейнстриме двусмысленно. С частными компаниями здесь все понятно: они оптимизируют рабочие процессы, снижают себестоимость, заменяя людей более производительными машинами. Их интерес прозрачен и не вызывает особых вопросов. Собственно, именно интересы «частников» являются в наши дни основной движущей силой данного процесса.

А вот как быть с государственными структурами, как быть со всеми бюрократическими системами нашей страны? Это даже не вопрос политики – это вопрос исторического выбора. Говорю об этом без всяких преувеличений. Ниже я постараюсь показать, какие угрозы несет «цифра» всей нашей системе управления, давно уже оторванной от жизненных реалий. 

 «Не так сели!»:  когда ритуал подчиняет мозги

Напомню, что летом 2018 года глава правительства РФ Дмитрий Медведев утвердил программу развития в нашей стране цифровой экономики. «Цель программы, - подчеркнул премьер, - организовать системное развитие и внедрение цифровых технологий во всех областях жизни - и в экономике, и в предпринимательстве как социальной деятельности, и в госуправлении, в социальной сфере и в городском хозяйстве. Перевод экономики в цифру - вопрос нашей глобальной конкурентоспособности и национальной безопасности». Горизонт исполнения программы - 2024 год.

Наш премьер, как мы знаем, - большой любитель гаджетов. Возможно, «внедрение цифровых технологий во всех областях жизни» он понимает так: «Каждому россиянину - по смартфону!». В противном случае он был бы в курсе, чем чревата такая масштабная реформа. Если вас убедили примеры, приведенные в книге Мартина Форда, то вы понимаете, о чем идет речь. В заявлении нашего премьера есть какая-то злая ирония. Когда-то коммунисты точно так же (в теории) обещали построить идеальное бесклассовое общество, в котором государство должно было неизбежно «отмереть». Но готовы ли вы поверить в то, что эта бюрократическая махина реально, на практике стремилась к такой цели? То есть стремилась осуществить самоуничтожение? Ответ, думаю, очевиден. С нынешней «цифровой экономикой» - та же история.

Вряд ли нужно доказывать, что «цифра» в состоянии очень сильно проредить бюрократический аппарат. Многомиллионная чиновничья рать – это, в сущности, одна из разновидностей «офисного планктона». Российский бюрократ функционирует в рамках утвержденного регламента, свои мысли он выражает по строгому алгоритму, используя готовые шаблоны. Основная его работа – рутина, лишенная даже намеков на творчество. По этим параметрам он просто идеальный кандидат на вылет. В сущности, он сам является наглядным воплощением машинного интеллекта, но в отличие от робота, у бюрократа есть ряд недостатков, определяемых человеческой природой. Он медленно думает, он долго раскачивается, он часто устает, он бегает на перекуры, он обедает по два раза в течение рабочего дня. К тому же он склонен к простудным заболеваниям и нередко из-за болезни торчит по полмесяца дома. Работает он пять раз в неделю, отдыхает по праздникам, ходит в отпуска. Кроме того, ему полагается зарплата, страховка, оплата больничных. Пенсия, наконец. «Умная» машина, как мы понимаем, лишена этих изъянов, а по качеству работы она вряд ли уступит среднестатистическому клерку.

Год назад одна новосибирская IT-компания, специализирующаяся на голосовых технологиях и добившаяся серьезных результатов на этом поприще, предложила руководству мэрии Новосибирска установить «умную» машину в одной из регистратур областной поликлиники. До этого компания уже реализовала ряд успешных проектов, оборудовав «говорящими роботами»  несколько колл-центров. Машина безошибочно распознает 98% слов, «понимает» акценты и осуществляет семантический анализ. Главное, что она в состоянии заменить сотню сотрудников, благодаря чему решается проблема «дозвона», очень актуальная как раз для больничных регистратур (куда невозможно дозвониться часами). Насколько мне известно, мэрия пошла навстречу разработчикам и к настоящему времени начинается осуществление данного эксперимента.

Я полагаю, что это очень важный прецедент. Не только для Новосибирска, но и для страны. Однако, по-хорошему, такие эксперименты стоило бы начинать с самой мэрии. Было бы, конечно, очень неплохо «обкатать» данную систему на работе какого-нибудь Отдела, чтобы выявить реальный потенциал «умных» машин. Но такой шаг не принимается даже в теории. Почему? Всё просто – бюрократ стал теперь «священной коровой». Бюрократический аппарат, укрепив свое безусловное влияние, имеет тенденцию к разрастанию, а не к сокращению. Причем, по мере разрастания его эффективность неизбежно падает. Парадокс? Ничуть.

Имея опыт работы в новосибирской мэрии, могу сказать об этом как человек, заглянувший на саму «кухню» бюрократической системы. На первый взгляд - как только вы окунаетесь в водоворот повседневной суеты - вам кажется, будто вся эта беготня с бумажками по кабинетам, весь этот отупляющий формализм сами по себе требуют большого количества людей, в противном случае сотрудникам пришлось бы «зашиваться» на работе. На самом же деле такой порядок как раз и создан для того, чтобы оправдать большое количество народу, всех этих «служилых людей». Идиотские правила потому и идиотские, что их создавали отнюдь не ради рациональной цели, не ради прагматизма и эффективности. Мы ведь не удивляемся тому, что европейские монархи когда-то держали многочисленную челядь. Монарший двор поглощал немало ресурсов, но кто из светлейших особ переживал по такому поводу? Вся эта орава собиралась в одном месте не ради решения практических задач, а исключительно ради прославления Первого лица, демонстрации его величия. Иначе говоря, их деятельность во многом носила сугубо ритуальный, а не прагматический характер. Преобладание ритуальности над прагматизмом – характерная черта всех так называемых абсолютистских режимов.

Почему вы думаете, что наша система управления избавилась от этого пережитка времен абсолютизма? Ничуть не бывало! Я бы мог  детально разобрать чисто ритуальные моменты нашего бюрократического делопроизводства. Знаете, что давит на мозги муниципальных и государственных клерков больше всего? Начальничья подпись! Все дороги бюрократа ведут его в кабинет руководителя за этой подписью. На ней сходится свет клином. Каждый день по всей стране миллионы клерков находятся в томительном ожидании этой самой начальничьей подписи, без которой вся ваша суета будет лишена содержания, цели и смысла. Только росчерк начальственного пера превращает результат беготни по кабинетам в то, что там принято называть «работой» (или «службой» - кому как нравится). Думаете, это всего лишь мои рефлексии? Разумеется, я понимаю важность момента, когда подпись скрепляет принципиальные решения, за которые несет ответственность конкретное лицо. Здесь вопросов нет. Но в наших бюрократических реалиях росчерк начальственного пера довлеет абсолютно над всем распорядком, наполняя каждодневную «службу» чиновников каким-то «священным» абсурдом. По большому счету, вся эта «служба» превращается в одну сплошную литургию.

Приведу простой пример. Скажем, начальник Департамента планирует провести расширенное совещание, куда он намерен пригласить сотрудника из другого Департамента. Если вы думаете, что его секретарша может просто так проинформировать этого человека с помощью телефона или с помощью электронной почты, то вы ничего не знаете о бюрократических регламентах. По регламенту необходимо будет отправить официальное приглашение с ПОДПИСЬЮ начальника. Конечно, при хорошо отлаженных личных отношениях можно обойтись и телефонным звонком, но это, подчеркиваю, совсем не по правилам. Поэтому человек на другом конце провода будет вправе послать вас куда подальше и потребовать оформить приглашение «как положено». Без подписи СВОЕГО начальника он не имеет права принимать участие в таких делах (ибо официально  – без формального поручения – это не будет считаться работой, а значит, не может войти в отчет).

Тот же порядок сохраняется и  при взаимодействии с представителями других организаций (например, с директорами и специалистами предприятий). Можно, опять же, обойтись и без церемоний. Но кто его знает, как на это отреагирует адресат! Отсутствие официального приглашения с подписью он запросто может расценить как признак неуважения к его персоне. Иногда такие переживания со стороны клерков были надуманными (клерки, кстати, народ весьма мнительный). Тем не менее, на практике приходилось сталкиваться с весьма ранимыми персонажами. Так, когда я работал в мэрии, старшие коллеги давали мне список директоров заводов, которым непременно нужно было отправлять сканы индивидуальных приглашений (с подписью начальника, разумеется). В противном случае они, дескать, могли сильно обидеться. Ведь если приглашение делает сама «Мэээрия!», то оно должно обязательно испускать священное сияние и строиться по всем канонам высочайшего политеса. Такой стереотип настолько укоренился в мозгах сотрудников мэрии и определенной части их контрагентов, что даже не осмысливается.

Как видим, вместо обычного, рационального обмена информацией мы сталкиваемся с утомительной церемонией, отнимающей уйму времени и поглощающей тонны бумаги (подпись, подчеркиваю, делается на бумажном носителе, после чего эта бумага сканируется). Собственно, все понимают, что это именно церемония, тем не менее, ее сохраняют и лелеют как часть священной традиции. Клерки призваны блюсти сей ритуал, подчеркивающий значимость начальственной подписи даже в таких делах. И самое смешное – все они относятся к этому действу с нескрываемым трепетом, как и положено для любого ритуала. Даже предельно осторожное предложение отбросить эту церемонию к чертям и заняться обычным информированием воспринимается ими как кощунство: «Что вы, что вы  – у нас так нельзя! У нас же - Мэээрия!!!». Говорят они об этом всегда таким тоном, будто стоят на защите древних религиозных канонов, нарушение которых ведет к погибели души. Нет, я не хочу сказать, будто рядовые служащие являются главными хранителями этих устоев. Весь порядок навязывается, конечно же, сверху, и данная форма поддерживается ради придания начальствующим лицам пущей значимости. Здесь, действительно, хорошо просматривается давняя традиция. Вспомним, что когда-то в роли непримиримых противников телеграфной связи выступали представители военного командования. Им претила сама мысль о том, что «депешу» можно будет отправлять без подписи их высокородия.  Непорядок, черт возьми! Как это ни смешно звучит, но в нынешних начальственных кругах царят схожие настроения.

Чтобы прочувствовать всю нелепость и архаичность такого порядка, приведу другой пример, заграничный. В Новосибирске есть одна весьма успешная IT-компания, которая недавно приступила к реализации очень интересного проекта в области сити-фермерства. Недавно им пришел заказ из Канады на проектирование вертикальной фермы. Заказчик объяснил ситуацию, сославшись на то, что ему необходимо согласовать некоторые вопросы по земле с местным ленд-лордом. Статус канадского ленд-лорда примерно соответствует статусу нашего главы администрации городского района. Так вот, через какое-то время на директора компании вышел сам ленд-лорд. Лично и по своей инициативе! Он отправил ему письмо прямо на электронную почту, причем, в простой разговорной манере. Разъяснил ситуацию и спросил, чем он еще может помочь? То есть это был самый обычный обмен информацией, без всякого привычного для наших администраторов канцелярского формализма.

Уверяю вас, что в российских реалиях такой непринужденный характер общения между предпринимателем и руководителем крупного подразделения вообразить крайне сложно. Лично я не могу представить, чтобы глава районной администрации вот так бы запросто плюнул на принятый церемониал. У нас это против правил. Следуя регламенту, он вначале должен получить официальный запрос от конкретного физического или юридического лица. Далее, получив этот запрос, он выдал бы поручение кому-нибудь из подчиненных подготовить официальный ответ. Вступать с адресатом в обычную переписку считается у нас «не барским делом».  Может, где-нибудь так и происходит, но это, уверяю вас, выходит за рамки регламента.

Чтобы было понятно: у нас большие начальники сами никаких писем не составляют. Для этого существует целый штат сотрудников рангом пониже. Большой начальник может подправить текст, может выбросить его в корзину и потребовать всё переделать. Но он, подчеркиваю, не обязан напрягать свою голову над построением фраз. Его главная функция – ПОСТАВИТЬ СВОЮ ПОДПИСЬ под готовым текстом, который ему приносят на согласование. В этой связи меня умиляют трогательные высказывания некоторых солидных людей (например, директоров частных компаний или директоров научно-исследовательских институтов) на тему своего эпистолярного общения с каким-нибудь высокопоставленным чиновником: «Вы знаете, ведь мэр нам ответил, он с нами согласился!».

Похоже, у нас далеко не все понимают, как на самом деле формируются такие ответы. К их составлению большой начальник не имеет никакого отношения. Он, в принципе, может их даже не читать! Достаточно поставить подпись – и на том профессиональный долг будет выполнен. Всё делается по стандартной схеме. Поручение по составлению ответа из Аппарата мэра сбрасывается нижестоящим подразделениям (в зависимости от содержания исходного письма). Начальник Департамента, получив это задание, двигает поручение ниже – на уровень начальника Управления. Начальник Управления двигает его начальнику Отдела. Начальник Отдела назначает исполнителя, какого-нибудь главного специалиста Ивана Понтягина. Да, именно так – «ответ мэра» готовит, как правило, старший помощник младшего писаря. У него теперь начинаются суровые будни, ибо «отработать поручение» по визе главного начальника – дело весьма хлопотное. Для его выполнения беготня по кабинетам увеличивается пятикратно (поскольку такой документ требует пяток дополнительных подписей, прежде чем он окажется на столе у мэра).

После того, как Иван Понтягин составит текст (а он его обязательно составит, ибо здесь уже есть отработанная технология), движение бумаги идет в обратном порядке. Пройдя несколько фильтров, она завершает свое странствие в Аппарате мэра, после чего попадает ему на подпись.  Мэр, конечно, может прочесть «свой ответ», прежде чем его подписать. Возможно, многие так и поступают. Но весь юмор данной ситуации в том и состоит, что он вправе этого не делать. То есть он может вообще не интересоваться тем, что он там «пишет» в этих ответах (благо, Аппарат фильтрует контент с пристрастием). Адресат же по своей наивности думает,  будто он пообщался с самим мэром! На самом деле он пообщался с главным специалистом Иваном Понтягиным – рядовым клерком, который получает в месяц жалкие 25 тысяч рублей и которому на самом деле глубоко начихать на все эти проблемы и предложения (как бы красиво он их ни расписывал в «ответе мэра»). Он вообще не принимает никаких решений и за город ответственности не несет. Фигурирующая в ответе на ваше письмо должность  – лишь отметка уровня контроля данного документа. Обычные канцелярские заморочки, ничего более.

Справедливости ради стоит отметить, что у мэра вообще нет времени на тщательный обзор корреспонденции, а уж тем более на самостоятельную подготовку ответов. Как мы знаем, у больших начальников очень плотный график. Рабочий день руководителя наполнен бесчисленными совещаниями, заседаниями, встречами, посещениями объектов, выступлениями на разных мероприятиях, участиями в торжествах, поздравлениями, общением с прессой. Много ли рационального смысла содержит в себе эта кипучая деятельность, эти постоянные разъезды и  выступления? Чтобы ответить на этот вопрос, достаточно посмотреть, КАК это происходит.

Допустим, мэр отправляется в какой-нибудь академический институт, чтобы обсудить там «проблему внедрения научных разработок в городское хозяйство». Едет он туда, конечно же, не один. С ним – целая свита из начальников разных уровней и полный автобус журналистов и телевизионщиков. Поездка будет преподноситься в местных СМИ как событие величайшей важности. По ходу церемонии мэр как бы «невзначай» выдаст человеку из своей свиты  поручение «проработать вопросы взаимодействия» с этим институтом. На практике это будет означать, что кому-нибудь из рядовых клерков придется мусолить очередную бумагу, высасывая из пальца разные пунктики. Ни его самого, ни его коллег это самое «взаимодействие», конечно же, никак не коснется. Когда бумажка подписана и отправлена адресату, вопрос считается закрытым, в том числе и для подписанта. Что касается руководителя института, то у него появляется повод еще раз рассказать журналистам о том, как им ответил «сам мэр» и как он «согласился» с их предложениями. Больше ему ничего не светит.

Думаю, не стоит доказывать, что все эти помпезные выезды больших начальников на всякие объекты и мероприятия являются чисто ритуальными действиями. По своему содержанию они в точности  соответствуют царской охоте или выезду монаршей особы на пикник. Поразительно, что многие из нас и не придают им другого значения, кроме чисто ритуального. Теперь это стало нормой. Понятно, что внутри самих бюрократических учреждений целая армия клерков ежедневно вкалывает на обеспечение этих бесчисленных парадных шоу и уже не представляет для себя иного смысла работы. Руководители подразделений также сверяют свои действия с «показательными выступлениями»  главного начальника. Парадное шоу становится самоценным, и о такой прозаической вещи, как «практический результат», никто даже не заикается. В конце концов, демонстрацию «результатов» можно также превратить в шоу (что происходит с регулярностью).

Помню откровенный разговор с начальником Управления промышленности. Он не без иронии заметил: «За этот год мэр посетил почти все заводы. Даже не знаю, что будем делать в следующем году. Придется, похоже, идти по второму кругу – других-то заводов в городе больше нет!». Главное, вы не можете выдвинуть никаких возражений против такой практики, поскольку назойливая демонстрация кипучей деятельности начальства вошла в привычный распорядок работы на всех уровнях управления в масштабе всей страны – от Первого лица до руководителя захудалой сельской администрации. В этих условиях бессмысленно ставить вопрос об эффективности и результативности, поскольку бюрократическая система начинает все более и более откровенно обслуживать саму себя. Точнее, такая направленность является для нее приоритетной. Остальное – как получится. Надо понимать, что оценивать работу этой системы по каким-то рациональным критериям невозможно, поскольку она уже практически вошла в автономный от общества режим существования. Теперь такие критерии столь же неуместны, как неуместны они применительно к оценкам церковных служб. Как бы вы отнеслись к человеку, пытающемуся осмыслить утилитарную составляющую религиозных таинств и праздников? Точно так же нынешняя российская власть утверждает свой сакральный статус, напирая на показные мероприятия, которые по духу своему являются откровенным культом. 

Я не настаиваю на том, что указанные характеристики выделяют исключительно российскую бюрократию. По большому счету, любая бюрократия, даже западная, несет в себе какие-то общие типологические черты. Вопрос лишь в том, в какой степени она адекватна (или неадекватна) текущим прогрессивным тенденциям. Российская система управления не просто игнорирует эти тенденции – она начинает входить с ними в противоречие, грозящее открытым противостоянием. Официальные декларации, как я сказал выше, не имеют никакого значения. Осознанно или нет, но российские государевы мужи совершенно верно улавливают источник угрозы своему особому положению. Их не подводит социальная интуиция, когда они предпринимают попытки (пусть и неуклюжие) поставить под полный контроль цифровые коммуникации. Независимо от того, насколько эти люди разбираются в информационных технологиях, их реакция на подобные вещи хорошо оттеняет реальный вектор мирового развития.

Да придет Терминатор!

 Принято считать, что изобретение печатного станка вызвало в Европе Реформацию. Реформация, в свою очередь, создала условия для развития капитализма. Капитализм, со своей стороны, нанес удар по феодально-монархическим устоям. Казалось бы, книгопечатание - не такая уж и хитроумная штука, на зато какие исторические последствия!

А теперь, рассуждая по аналогии, попытаемся вот так же представить последствия повальной компьютеризации. Их, этих последствий, просто не может не быть! И они обязательно будут, и будут очень чувствительными. Мы уже достаточно поговорили о том, как информационные технологии влияют на характер трудовых отношений и на сокращение рабочих мест. Мартин Форд уже бьет по этому поводу тревогу и предрекает наступление мрачных времен в духе  «Элизиума» Нила Бломкампа.

Я не буду сейчас разбирать экономические последствия повального внедрения «цифры» в нашу жизнь. В историческом контексте более интересна другая сторона этого процесса. Дело в том, что цифровизация экономики чревата очень сильными морально-психологическими эффектами.

Как я уже говорил выше, реальной «движущей силой» цифровизации выступают интересы бизнеса. Точнее, бизнес рождает СПРОС на инновации такого рода. Мартин Форд, кстати, делает на этом акцент. Никакое государство на самом деле не печется о том, чтобы владельцы предприятий заменяли наемных работников роботами. Государство, как мы понимаем, получает для себя от этого только сплошную «головную боль» в виде растущей безработицы. Традиционно инвестиционные проекты приветствуются в силу того, что они дают новые рабочие места. Именно так было до последнего времени. Но времена меняются. Теперь деньги начинают вкладываться (буквально) в сокращение этих самых рабочих мест. Если бы в российском правительстве принимали во внимание указанные риски, наши министры не носились бы с темой цифровой экономики как курица с яйцом. Создается впечатление, что там наверху либо неважно понимают, о чем идет речь, либо из цифровизации устроят очередную бессмысленную показуху. Как бы то ни было, движение в указанном направлении продолжится независимо от намерений наших властей. Они могут вмешиваться в процесс, могут даже  откровенно мешать, но не от них зависит дальнейшее развитие ситуации. Наступление роботов – процесс объективный и исторически обусловленный (то есть обусловленный самим ходом развития современной цивилизации).

Я специально обращаю внимание на этот момент. У нас даже вполне вменяемые люди очень часто воспринимают власть как главный источник исторических перемен. Сегодня, например, сплошь и рядом раздаются крики о том, что руководство страны взяло курс на возрождение советизма, что якобы грядет восстановление тоталитарной системы сталинского образца, что история, мол, поворачивается у нас вспять. Честно говоря, я с трудом понимаю этот настрой. С одной стороны, критики действующей власти любят изображать нынешних правителей как воплощение серости, бездарности и скудоумия. А с другой стороны, тут же приписывают им такую выдающуюся историческую роль – как будто сама история подчиняется воле этих бездарей.

В действительности наши правители не делают никакой истории. Они не субъекты – они объекты исторического действа. Нетрудно заметить, что нынешняя российская власть лишь реагирует на те процессы, которые разворачиваются в мире и прямо затрагивают нашу страну. Цифровизация экономики – один из таких процессов. Под него можно будет подстроиться, но никакое государство не в состоянии дать ему обратный ход. По большому счету, для наших властей это – самый настоящий вызов. Дадут ли они на него адекватный ответ? Вряд ли. Вот вам красноречивый  факт: совсем недавно эксперты по «цифровой экономике» предложили учредить специальное агентство, которое (цитирую) «будет вести учет и лицензировать роботов, проводить мониторинг отрасли, координировать работу специальной нишевой торговой площадки в области робототехники». В общем, что и следовало ожидать: все инициативы со стороны государства неизбежно приводят к созданию новых бюрократических структур. Теперь у нас должно появиться еще одно агентство, у этого агентства будет начальник, у начальника в подчинении – штат младших и старших писарей, чьим священным долгом станет организация парадных церемоний во славу роботизации. Бюрократия, подчеркну еще раз, живет по своей логике, не имеющей никакого отношения к логике научно-технического прогресса. Поэтому история грозит повториться примерно так же, как это уже было когда-то при эпохальном столкновении нарождающегося буржуазного класса с вырождающейся аристократией.

Еще раз обращаю внимание на то, что мы имеем дело с конфликтом исторического плана, когда старое и бесплодное закономерно погибает под натиском новых творческих сил. Причем, не стоит думать, что в нашей ситуации в категорию старого и бесплодного попадает исключительно бюрократический аппарат. На мой взгляд, все структуры и организации, так или иначе ассоциированные с властью или же придерживающиеся старого распорядка из-за каких-либо идеологических соображений, рискуют остаться на исторической обочине и отойти на задний план. Произойдет всё это, конечно же, не вмиг. Возможно, потребуется еще не одно десятилетие для того, чтобы перемены стали очевидны и необратимы. Но само движение в этом направлении просматривается отчетливо уже сейчас.

По сути, на уровне экономических и общественно-политических структур мы отмечаем два разнонаправленных тренда. С одной стороны, бюрократический аппарат и связанные с ним структуры и организации впадают в явную архаику, напирая на сугубо ритуальную (читай – иррациональную) составляющую своих обычных практик. С другой стороны, на экономическом (а также научно-техническом) поприще будут разворачивать свою деятельность носители предельно рационалистических и прагматических подходов к организации рабочих процессов. Между теми и другими будет планомерно увеличиваться дистанция и назревать серьезный ценностный конфликт, который приведет к открытому противостоянию. То есть нас как бы ожидает очередной «диалектический виток» (в гегелевском смысле), только на более высоком технологическом уровне.

Представьте на минуту, какой чисто психологический эффект произведет появление и распространение новых компаний, сделавших ставку на «умные» машины и добившихся таким путем явных преимуществ перед конкурентами. Я сейчас не буду перечислять факторы, которые будут стимулировать такие технические  решения. Полагаю, само государство своей неумелой экономической и социально политикой станет подталкивать предпринимателей обращаться к «цифровым» инновациям. И никакие искусственные ограничения, например, запрет на увольнение сотрудников вследствие технологического перевооружения (а такое вполне может произойти), здесь не помогут. Как заметил недавно один министр, богатые – люди неглупые, и они обязательно что-нибудь придумают. На мой взгляд, сейчас у нас в стране складываются наиболее подходящие условия для того, чтобы со стороны бизнеса задействовать в полную силу потенциал «айтишников». Во всяком случае, я знаю примеры, когда новые стартапы предполагали минимальное привлечение рабочей силы благодаря автоматизации и роботизации. Возможно, на данном этапе какие-то примеры еще покажутся «экзотическими». Но лет через десять они станут, что называется, «заразительными».

Тем временем системы государственного и муниципального управления, а равно связанные с ними организации, будут и дальше лелеять свои «священные» традиции. Мало того, они станут полем для показушных испытаний «отечественного ПО» и отечественного «железа», на них будут распространяться многочисленные ограничения по использованию Интернета и мессенджеров. Госслужащих выставят в роли исполнителей всяких абсурдных решений по снижению влияния новейших цифровых коммуникаций.  И все это будет происходить на фоне назойливой демонстрации всевозможных парадных мероприятий, влетающих в астрономические суммы и не приносящих никакой пользы людям.

Какой сдвиг в умах людей вызовет подобная картина? Догадаться несложно. Даже сейчас многие из нас распекают бюрократический аппарат за его громоздкость и неуклюжесть. А через какое-то время – по мере победного шествия «цифры» - вся система государственного  управления (с ее многочисленной челядью, помпезностью и тупыми парадными мероприятиями) будет восприниматься не просто как явный анахронизм, а как величайшее недоразумение и дикость. В культурно-историческом контексте это будет означать самую настоящую и беспощадную десакрализацию власти.  Наиболее продвинутые граждане начнут открыто проецировать «цифру» на весь бюрократический аппарат, требуя соответствующих реформ. Это выльется в гражданскую повестку, основной смысл которой можно сформулировать простым лозунгом: «Даешь дешевое государство!» (своего рода аналог «дешевой церкви» для протестантов времен Реформации)

Хочу обратить внимание на серьезность и фундаментальность данного посыла. Тридцать лет назад общество единодушно выступило против привилегий для представителей партийной номенклатуры. Требование социальной справедливости вызвало достаточно мощный социальный подъем, плодами которого хитро воспользовались тогдашние «реформаторы». Каким бы ни был исход рыночных реформ, этот пример недвусмысленно иллюстрирует значение общественных настроений, когда они фокусируются на каком-то конкретном и предельно понятном требовании. Запрос на «дешевое» государство еще более конкретен, более предметен, чем протест против привилегий. Борьба с привилегиями по существу своему не привязана ни к каким техническим нововведениям. Она простирается в границах морали и права, не ассоциируясь с какими-либо инновациями. В случае с «дешевым» государством всё будет обстоять по-другому. «Цифра» задает очень точный формат реформ государственной машины, и просто так отмахнуться против этого будет невозможно. Во всяком случае, для наиболее продвинутой части общества никакие имитации не пройдут. На кой нужна армия клерков, на кой нужен отупляющий канцелярский формализм, если вся эта громада, опустошающая бюджет,  не дает серьезных практических результатов? Если один робот способен заменить сотню бюрократов, пусть там будут роботы! Согласитесь, куда еще конкретней… 

Почему я связываю этот процесс с десакрализацией власти? Все просто. Дело в том, что роботизация – это, если можно так выразиться, предельное проявление прагматизма, функциональности и рационализации производственных   процессов. Роботы не участвуют в литургии, они не поют осанны для больших начальников, их не включают в состав свиты. Функция робота лишена ритуальности - «умная» машина работает исключительно на практический результат. Массовое внедрение таких систем в сферу государственного и муниципального управления станет поворотным моментом в истории нашей страны. Правда, надо понимать, что пока что это – не более чем идеал, и для его воплощения понадобится еще много времени и немало усилий. Значительная часть нашего общества всё еще продолжает жить с оглядкой на прошлое, не обращая должного внимания росткам нового. Но эта тенденция будет себя неизбежно изживать, и ростки нового начнут пробиваться сквозь толщу нагромождений из старых привычек и предрассудков.

Этому вопросу будет посвящена еще одна статья. 

Прочитано 2539 раз