Версия для печати
Понедельник, 08 апреля 2019 14:37

Нищета империи: Перечитывая Фернана Броделя

Автор Сергей Беляков
Оцените материал
(4 голосов)

«Да хранит тебя Господь от чумы, идущей из Кастилиии от голода, распространяющегося из Андалусии», – говорит Гусман де Альфараче, герой некогда популярнейшего плутовского романа Матео Алемана. Эти слова написаны в эпоху золотого века испанского искусства и литературы, более того – в эпоху расцвета испанской государственности. В исторической науке даже есть устойчивое выражение «Золотой век Испании». И в этот «Золотой век» жители великой империи страдали от бедности, не раз им угрожал голод.

Классическая монография Фернана Броделя «Средиземное море и средиземноморский мир в эпоху Филиппа II»[1] посвящена именно времени этого «Золотого века», что показался бы современным испанцам веком скудости и даже нищеты.

Фернан Бродель, пожалуй, самый известный историк школы «Анналов», в середине XX века осуществившей настоящую историографическую революцию. «Анналисты» начали писать вместо истории правителей историю общества, тотальную историю, где военные походы и государственные перевороты, прежде так занимавшие историков, оказались чем-то вроде ряби на поверхности воды. «Средиземное море и средиземноморский мир в эпоху Филиппа II» – одна из первых удачных попыток написать историю громадного региона по-новому.

В первую очередь Бродель пишет не о политике и войне, а о географии и климате, о горах и море, о мистрале и сирокко, о морском побережье и оазисах пустыни, о международной торговле, банках, инфляции, курсе валют. Словом, обо всем, что окружает, наполняет и во многом определяет жизнь человека и общества. Политике Бродель отводит последнее место. В этом он будто наследует не только старшим «анналистам» Марку Блоку и Люсьену Февру, но и самому Льву Толстому. Настоящая жизнь – это жизнь повседневная, настоящая история – это не история королей и полководцев, а история климата, история торговли, история мореплавания, историческая демография, что все вместе составляет тотальную историю, позволяющую реконструировать прошлое во всей его полноте. Однако и политической истории в книге нашлось место, просто она вписана в широкие границы тотальной истории.

Бродель обращается к профессиональным медиевистам, а потому не уделяет внимания вещам, с его точки зрения, общеизвестным. Но я все же о них напомню читателю. Во второй половине XVI века в Средиземноморье существовало три империи – Османская Порта, Венеция и, конечно же, Испания. Венеция постепенно теряла свои земли и приходила в упадок, и политический, и хозяйственный. Но две другие империи находились на вершине могущества.

Испания в те годы была самым сильным государством не только христианского Средиземноморья, но и всего западного христианского мира. В отличие от своего отца Карла V, Филипп II не имел императорской короны, однако был ее вполне достоин. Филипп носил семь только королевских титулов, не считая герцогских и графских. Он был куда могущественнее своего дяди Фердинанда, двоюродного брата Максимилиана и двоюродного племянника Рудольфа, последовательно занимавших престол Священной Римской империи германской нации во второй половине XVI века.

Испанский король был не только правителем своей достаточно обширной по европейским понятиям страны, включавшей земли кастильской и арагонской корон. Владения Филиппа распространялись на Миланское герцогство, Сицилию и южную Италию. Испанский вице-король сидел в Неаполе, в то время – крупнейшем городе христианского Средиземноморья (по численности населения – вдвое больше Венеции, втрое больше Рима, в девять раз больше Марселя). Власть испанских правителей удержалась в богатых южных Нидерландах и Франш-Конте. Австрийские Габсбурги, владевшие короной империи, полагались на помощь и поддержку Габсбургов испанских.

Над владениями Филиппа и его преемников не заходило солнце, ведь их власть простиралась и на громадные американские вице-королевства. Далекие Филиппины тоже стали испанской колонией. Испанские галеоны регулярно пересекали не только Атлантику, но и Тихий океан. А после 1580 года Филипп, ставший, помимо всего прочего, и португальским королем, оказался правителем и громадных португальских колоний: от сказочных «островов пряностей» (Молуккские острова) на востоке до Бразилии на западе.

Испанцы защищали от «неверных» христианский мир и топили турецкие корабли при Лепанто, сражались с еретиками-кальвинистами в Нидерландах. Испанские священники шли вслед за конкистадорами и крестили уцелевшие индейские племена. Иезуитские миссионеры с Пиренейского полуострова овладевали умами и душами народов, пока что не доступных для настоящей конкисты. Франциск Ксавье и его последователи достигнут Китая и Японии и будут иметь там большой успех. Испанские мореплаватели открывали все новые и новые острова на Тихом океане, хотя для их колонизации не хватало ни средств, ни людей.

В Европе господствовала мода на все испанское, испанский был одним из важнейших языков европейской дипломатии. Это было господство не только военное и политическое, но отчасти и духовное. Как раз начинался золотой век испанской литературы, живописи, театра. Но испанское господство было господством бедняков: «…в Андалусии наступил такой голод, что пало несметное количество животных и страна вымерла; погибло также немало людей. Была такая засуха, что хлеба полегли и в поле нельзя было найти ни травинки». А ведь Андалусия была едва ли не самой благополучной областью Испании. Эта южная провинция, относительно недавно отвоеванная у мусульман и еще долго населенная бывшими мусульманами, вынужденно принявшими католичество – морисками.

Победившая Кастилия, это сердце испанского государства, жила совсем скудно. Недаром историк вспоминает испанскую пословицу: «Если жаворонок собирается пересечь Кастилию, он должен захватить с собой зерно для корма». Столица, перенесенная из Вальядолида в Мадрид как раз при Филиппе II, живет немногим лучше провинции. Трудно поверить, но снабжение Мадрида было столь дурно поставлено, что «хлеба не было целыми днями и можно было видеть людей, которые искали его на улице с деньгами в руках и просили продать L’amor di Dio» (из любви ко Господу). «Пустой желудок — постоянный персонаж испанской литературы Золотого Века», — пишет Бродель, вспоминая меню дон Кихота. В 1557 году инквизиторы Барселоны умоляли «Филиппа II разрешить выслать им немного хлеба из Руссильона, по крайней мере для их личного пользования».

Впрочем, голод был в Средиземноморье XVI века был явлением нередким. В Италии случались такие неурожаи и падежи скота, что Венеция вынуждена была закупать хлеб у своих злейших врагов – турок.

В отличие от своего отца, блистательного космополита Карла, Филипп обладал настоящим испанским, или, лучше сказать, даже кастильским характером. Он и пользовался прежде всего любовью кастильцев. Но Кастилия как будто не имела преимуществ перед другими землями, поставляя налоги на содержание чиновников и солдат. Самые активные, пассионарные кастильские идальго и кабальеро спешили покинуть обедневшую родину ради соблазнов американского Эльдорадо.

А что же галеоны с испанским золотом и серебром, регулярно прибывавшие в Севилью из Новой Испании и Перу? Как известно, в Испании это серебро и золото не задерживалось, быстро переходя в руки немецких или генуэзских банкиров: «…драгоценные металлы постоянно растекаются из испанских сундуков по всему миру». Банкиры, в свою очередь, давали ссуды королю, а король тратил эти ссуды на финансирование бесконечных военных кампаний. Испания воевала с Османской империей, с Францией и Англией, с берберскими пиратами, с нидерландскими гёзами, с восставшими морисками. Вопреки распространенным стереотипам, воевала удачно. Даже катастрофа Непобедимой Армады и сожжение Кадиса англичанами не смогли положить конец испанскому господству на море. Отдельные неудачи еще очень долго не могли подорвать испанскую гегемонию на суше. Скромные успехи Морица Оранского в столкновениях с испанцами меркнут перед падением Антверпена, богатейшего города Европы, который войска Алессандро Фарнезе (испанского наместника Нидерландов) взяли после тринадцатимесячной осады.

Испанский пехотинец был лучшим солдатом Западной Европы, испанская терция – лучшим тактическим подразделением и самым совершенным в то время способом построения на поле боя. Так будет и при Филиппе III и даже первые двадцать лет правления Филиппа IV – вплоть до битвы при Рокруа (1643).

Тем временем, в Европе шла «революция цен», спровоцированная притоком драгоценных металлов из Нового Света (Бродель, впрочем, считает, что у стремительного роста инфляции в XVI веке были и другие причины). Золото и серебро теряли в цене. Денежный источник, казавшийся неиссякаемым, начал скудеть. Филипп II трижды объявлял государство банкротом, Филипп III – дважды. «Издержки всякий раз ложились в основном на плечи кастильских налогоплательщиков, и без того изнывающих под бременем платежей в казну, и на плечи мелких вкладчиков и собственников сбережений из Испании и Италии».

Государство невольно ускоряло инфляцию, готовясь к новым геополитическим победам: «Один венецианец в 1580 году замечает, что в Неаполе цены выросли больше чем на две трети. Упомянув об этом, он усматривает причины такого роста в поборах чиновников, в массированных закупках продовольствия, связанных с приготовлениями Его Католического Величества к завоеванию Португалии…»

Как это обычно и случается, рост доходов не поспевал за ростом цен: «Увеличение заработной платы двигалось за стремительным удорожанием жизни черепашьими темпами». Революция цен ударит и по Османской империи, где девальвация серебряной монеты (акче) приведет к полному развалу финансовой системы.

Уже в конце XVI века Испания стала все больше проигрывать своим злейшим врагам. Не только и не столько на поле битвы. Судьбы народов и государств решаются часто не на полях сражений, а на биржах и рынках: «…голландцы наводнили весь мир вплоть до Индонезии и Китая своими агентами, торговцами и моряками». Купцы из мятежных северных Нидерландов прибирали к рукам испанскую торговлю. Действовали через посредников – купцов из Севильи, которые предпочитали уже не торговать, а скупать недвижимость. По словам Броделя, «целую книгу можно было посвятить Севилье, как городу, погрязшему в коррупции, рассаднику злобных доносов, продажных чиновников и всех бесчинств, творимых из-за денег». Так враждебный Амстердам затягивал «в свою паутину огромную испанскую Америку». Голландцы ринулись в Средиземноморье, «как жуки влетают в открытое окно».

Бродель не ставит вопрос о причинах упадка Испании. Он мыслит категориями не государств, а регионов. Общий упадок средиземноморского мира (не только Испании и ее владений) – это очень долгий процесс, который выходит далеко за рамки эпохи Филиппа II.

Рассказывая о голоде и общей скудости жизни в Средиземноморье, Бродель чаще пишет не о политике, но о бедных почвах, частых засухах, примитивных приемах агротехники: «В Средиземноморье, более чем где бы то ни было, судьба урожая за висит от власти капризных стихий. Если южный ветер начинает дуть накануне жатвы, хлеб высыхает, не успевая созреть и вырасти, или, если он уже созрел, он осыпается: испанские крестьяне во избежание этой напасти жнут ночью, при прохладе, потому что высушенное зерно днем падает на землю. Зимой наводнения опустошают низменные участки, и посевы погибают».

Однако, читая монографию Броделя, нельзя не заметить, что чересчур активная внешняя политика при относительно слабой и отсталой экономике вела государство Филиппа II и его преемников к закату. А контраст между военно-политической мощью этого великого государства, его мессианскими целями и скромной, даже бедной жизнью, которую вели большинство его обитателей (не считая аристократию, банкиров и купцов) невольно обращает на себя внимание читателя. Расцвет государства слишком рано обернулся упадком хозяйства, а этот упадок, в конечном счете, подорвал государственную мощь.

Мы знаем, чем закончилась история испанского могущества. К середине XVII века Испания уступила европейскую гегемонию Франции. Весь XVII век население страны сокращалось. В начале XVIII столетия сильнейшие государства Западной Европы начали войну за испанское наследство. Великий народ, который победил мавров, открыл и освоил Новый Свет и оставил шедевры литературы и живописи, до сих пор удивляющие иноземцев, просто надорвался.

Могло ли быть иначе? Трудно сказать. Бродель такой вопрос никогда бы не поставил. Альтернативная история в круг его интересов никогда не входила.

 

[1] Здесь и далее цитируется русский перевод монографии Броделя. См.: Бродель Ф. Средиземное море и средиземноморский мир в эпоху Филиппа II. В 3 ч. / Пер. с французского М.А. Юсима. — М.: Языки славянской культуры, 2002—2003.

Прочитано 2307 раз