Соответственно, кажущиеся обывателю дурными стороны власти для самой власти именно положительные, жизненно необходимые и системообразующие. Считать, что можно устранить эти недостатки, не меняя в корне саму власть, это, опять же обращаясь к сатире и юмору, уподобляться «новому русскому» из анекдота, которые предъявляет претензии гусляру: «Хорошо ты играешь, но вот эти твои понты пальцами мне не нравятся».
Поэтому уместнее говорить не о недостатках, а о, безоценочно, феноменах системы, в частности, о двух из них, тесно связанных между собой. Первый - полное отсутствие института политической репутации, столь же полное отсутствие ответственности правящего сословия за свои слова и действия, полный разрыв основанной на этой ответственности обратной связи между верхами и низами. Второй – создание почти уникальной информационной пропагандистской картины мира, практически альтернативной реальности и успешно эту реальность подменяющей.
Начнем с отсутствия института репутации и ответственности. Сколько всего наговорил и наделал В.В. Жириновский, лидер одной из двух на протяжении уже четверти бессменных партий, формально оппозиционных системе, а фактически накрепко встроенных в нее и играющих свою полезную для нее роль. Это касается и бесконечных невыполненных, да и невыполнимых обещаний, бесчисленных оскорблений отдельных персон и целых социальных, политических и этнических групп, постоянных скандалов и драк, причем драк по весьма сомнительному с точки зрения честности сценарию – охранники Владимир Вольфовича нейтрализуют жертву, сам же глава ЛДПР победоносно атакует (вспомним сентябрьский инцидент на митинге против пенсионной реформы). При более-менее адекватном положении дел и иной политической культуре г-н Жириновский давно разорился бы и финансово, оплачивая вчиненные ему и завизированные судом иски, и, собственно, политически, уже после первого срока пребывания в парламенте, вылетев из его состава по итогам новых выборов. Но у «либерал-демократов» все нормально, суды если и случаются, то заканчиваются ничем или вообще в их пользу, а на выборах стабильно набирается проходной балл, порой весьма неплохой. Кстати, Владимир Вольфович фактом и обликом своего существования на российском политическом Олимпе весьма затрудняет предъявление украинцам претензий насчет Ляшко, Тягнибока и иже с ними скандальных национал-радикалов: в ответ всегда звучит «а у вас зато Жириновский», а на возражения, что он шут и управляемая функции системы, звучит «так и наши тоже».
Может быть, Жириновский и его ЛДПР, пусть и важная, но второстепенная деталь российского механизма, не самый лучший пример? Тогда возьмем ЕР. Уже притчей во языцех стало сопоставление громких и претенциозных обещаний этой партии на предвыборных съездах, причем с конкретными сроками выполнения, и реальность, наблюдаемой по достижению этих сроков. Рейтинг ЕР при этом стал заметно и то пока еще не катастрофически обваливаться лишь в прошлом году.
Но и ЕР, как известно, у нас «правящая партия Шредингера», то ли правящая, то ли нет, во всяком случае, глава государства с ней формально не связан. Что ж, возьмем тогда, страшно сказать, самого главу государства. Несколько раз Владимир Владимрович обещал, что пока он президент, пенсионный возраст повышен не будет. В итоге возраст все-таки повысили, под аккомпанемент скорбной президентской просьбы выказать понимание – и невразумительных объяснений Д. Пескова (персоны которого мы чуть подробнее коснемся ниже): мол, со времени обещаний обстоятельства изменились. Памятно и другое путинское обещание из разряда эпохальных – когда после майдана он обещал заступиться за жителей Новороссии и русских Украины, если против них будет совершена агрессия: «И пусть кто-то из украинских военных попробует стрелять в своих людей, российские военные будут стоять позади людей, не спереди, а сзади. Пусть они попробуют стрелять в женщин и детей». Результат известен и тянется уже без малого пять лет. Правда, как мрачно шутят некоторые, это обещание гарант Конституции как раз выполнил – военные и вправду стоят сзади, а не спереди женщин и детей Донбасса.
Лично для меня крайне памятен и символичен еще один эпизод. Многие помнят встречу Путина с журналистами в декабре 2011 года и столь возмутившее оппозицию, в первую очередь либеральную, сравнение белых ленточек, ставших символом протестного движения, с неким изделием, прискорбно влияющим на национальную демографию. Но как-то не особо замеченной прошла путинская фраза о Касьянове, мол, я долго терпел Михаила Михайловича в качестве премьер-министра, хотя видел, что он малоэффективен и отбывает номер, да и подчиненные его не раз говорили, что работать с этим жуликом не хотят, но в итоге человеку дали спокойно доработать до президентских выборов 2004 года. Цитирую: «Тогда многие либерально настроенные и уважаемые в либеральных кругах члены правительства, скажем, Герман Греф или уже упоминавшийся здесь министр Алексей Кудрин, приходили ко мне и требовали убрать Касьянова из правительства, говорили, "мы с этим жуликом работать не будем вместе, или он, или мы… И кличку к нему в свое время прилепили, еще до того, как он пришёл в правительство - "Миша-два процента", потому что якобы он был замешан в каких-то коррупционных вещах… Но поскольку никаких доказательств не было, и кроме межличностных симпатий и антипатий я ничего не видел, я позволил ему доработать до конца своего срока. Работал ли он эффективно? Первые год-полтора старался что-то делать; вторые два года активность была нулевая. Я думаю, что он думал о том, чтобы стать президентом и боялся совершить неосторожные шаги, потому что работа во главе правительства связана с постоянными угрозами для политической составляющей, потому что очень много нужно принимать конкретных решений. Михаил Михайлович Касьянов, по сути, уходил от этих решений, но он доработал».
По сути, Путин признал достаточно серьезное свое должностное преступление - снисходительное и покровительственное отношение к чиновнику, профессиональная нечистоплотность и низкое качество работы которого на втором по значимости посту в стране было очевидно как тому, кто выше его (самому Путину), так и тем, кто ниже. Очень не люблю фразы типа «вот в западных странах…», но в данном случае вынужден написать - в западных странах подобное признание наверняка имело бы громкий скандальный эффект. Парламент начал бы процедуру импичмента, а какой-нибудь спецпрокурор Мюллер – расследование с целью выяснения возможной подоплеки такой преступной халатности. У нас же признание осталось в тени шутки про белые ленточки и было забыто всеми уже на следующий день.
Фактически незамеченной для широких кругов граждан прошла некогда и тема плагиата в кандидатской диссертации президента, в других странах ставшая бы для политика такого уровня если не черной меткой, то серьезнейшим и ударом, эффект от которого тяжело купировать. Про кооператив «Озеро», расследование Марины Салье и другие многочисленные факты финансово-экономической деятельности Путина и его окружения и говорить нечего.
Именно цель регулярного информирования общества о том, что власть не несет никакой ответственности ни перед ним, ни перед законом, служит пребывание в статусе кремлевского пресс-секретаря Д. Пескова. Приведем несколько примеров для иллюстрации этого тезиса. В конце 2015-го, после расследования Фонда борьбы с коррупцией по поводу сомнительных коммерческих дел семьи генпрокурора Чайки, Песков заявил, что Кремлю это расследование «неинтересно». В начале марта 2016-го, когда центральные телеканалы несколько дней обходили молчанием жуткое убийство джихади-няней Г. Бобокуловой русской девочки Насти Мещеряковой, главный пресс-секретарь страны сообщил, что никаких методичек телевизионщикам сверху не спускали, но вообще они поступили правильно, «нечего показывать сумасшедших»; при этом о других сумасшедших убийцах последних лет, от Евсюкова до «белгородского стрелка», ТВ рассказывало много, подробно и оперативно, и совершенно очевидно, что в конкретном случае нежелание широкомасштабного освещения связано с другим нежеланием – отвечать на неудобные вопросы о безумной миграционной политике. Наконец, летом того же 2016-го Песков на коротком промежутке времени отказался комментировать фразу Медведева «денег нет, но выдержитесь», объяснив это тем, что Кремль за правительство не в ответе, и подробно поделиться мнением о тогда еще относительно мирных похождениях футболистов Кокорина и Мамаева; очевидно, за них президент больше в ответе, чем за собственноручно назначенного премьера. И такие примеры можно приводить десятками.
Кстати, нежелание Кремля как-то отвечать перед обществом и реагировать на сомнительные дела членов своего ближнего круга и их семей «чайкагейтом», да и кооперативом «Озеро» не ограничивается – схожих примеров, опять-таки, десятки и сотни. К сожалению, само общество на эти скандалы тоже реагирует весьма апатично, не создавая лишних проблем тактике Кремля и гордо игнорируя многочисленные «–гейты». Исключение составили разве что довольно массовые протестные акции в конце марта 2017-го года после расследования все того же ФБК о капиталах и имуществе Медведева.
Ни в коем случае не сдавать своих людей, даже при их абсолютной и несомненной запятнанности и абсолютной же ненависти к ним граждан, более того, наращивать их поддержку пропорционально росту ненависти – такова путинская константа с первых дней пребывания на президентском посту. Первым на язык и перо просится Чубайс, но он далеко не единственный «неприкосновенно-ненавидимый», просто самый заметный. Подчеркнутый и вызывающий антипопулизм Кремля в кадровых вопросах явлен нам не только в делах, он для верности еще специально проговаривается многочисленными прокремлевскими политологами и иными шабашниками схожего профиля и рода деятельности. Из относительно недавнего – когда в конце марта прошлого года тысячи убитых горем кемеровчан после трагедии в «Зимней вишне» требовали наказать виновников, Путин, находившийся в этот в столице Кузбасса, отказался выйти к ним. Как специально подчеркнул неугомонный Песков – потому что Владимир Владимирович «очень прагматичный президент и очень далек от популизма». И несколькодневная заминка с отставкой Тулеева была связана не только с оформлением статусных и финансово-имущественных «парашютов» для Амангельды Молдагазыевича, но и с нежеланием верховного начальства быть, паче чаяния, заподозренным в учете общественного мнения.
Единственным приходящим на ум случаем ухода из власти высокопоставленного чиновника по итогам публичного и резонансного скандала с его участием стала, пожалуй, отставка Павла Астахова после бестактного вопроса «как поплавали?», заданного выжившим после трагедии на Сямозере детям. Но, во-первых, пост уполномоченного по правам ребенка все-таки не относится к первому эшелону ключевых, а лично Астахов никогда не был настоящим членом «круга Путина», во-вторых, это, по-видимому, был реально добровольный личный выбор сохранившего остатки порядочности чиновника.
Мы, разумеется, признаем, что на Западе институт репутации и ответственности политиков и чиновников достиг другой болезненной крайности. Там карьеру может разрушить внезапно всплывший факт нетрезвого вождения автомобиля тридцать лет назад или, новая мода, сомнительная фривольность в адрес девушки, отпущенная примерно тогда же (про похлопывание по заду можно даже не говорить, это моментальный приговор). Такая щепетильность и крайне низкий порог допустимого для публичных лиц создает богатейшее поле для спекуляций и политических интриг, более того, именно в таких целях порог специально занижается. Но это не значит, что допустимым можно считать впадение в крайность полного отсутствия ответственности.
Принцип отсутствия ответственности и «своих не бросаем» не ограничивается самой верхушкой системы, а распространяется на все ее этажи. Крайне редко случающиеся исключения обычно связаны с аппаратно-сословными интригами и переделом финансовых потоков и сфер влияния, а никак не со стремлением восстановить справедливость. Иммунитет, полагающийся заодно и членам семьи счастливчика, распространяется практически на все возможные прегрешения, от скандальных высказываний до крупных махинаций, осуществленных благодаря служебному положению, и пьяных аварий, во время которых получают увечья и гибнут простые смертные. Фактически мы имеем дело с новым изданием феодализма, в рамках которого у разных сословий разные права и, шире говоря, разное право; правда, в отличие от классического феодализма, особые права «знати» здесь отнюдь не предусматривают повышенных обязанностей, наоборот, право на избавление от них входит в общий пакет. Новый феодализм уже даже нельзя назвать неформальным и негласным – провластные публицисты не первый год вовсю пишут, что в России формируется «новая аристократия», причем наследственная, и совершенно нормально, что у «аристократов» больше прав и возможностей, чем у простолюдинов. Правда, при этом обещается, что через пару поколений «аристократы» перебесятся и демонстративность сословного неравенства станет минимальной. Не скроем, сия версия вызывает серьезные сомнения, в том числе и потому, что нескольких поколений у нынешней системы нет (и к счастью, и к сожалению, потому что, накрепко приковав к себе страну, она рухнет в пропасть вместе с ней).
В связи со сказанным возникает вопрос относительно осенне-зимнего потока саморазоблачений российских чиновников и депутатов. Они сообщали, что гражданам полезно питаться одними макарошками и кефиром, что государство не просило родителей нынешних юношей и девушек производить их на свет, что стыдно ныть из-за необходимости выживать на 3500 рублей в месяц, ибо в блокадном Ленинграде было еще хуже, что пенсии нужно отменить, а на старость каждый должен зарабатывать сам. Это лишь самые яркие и одиозные высказывания, на самом деле их было больше. В современном западном лексиконе есть такое понятие каминг-аут – публичное признание человеком собственной гомосексуальности. Вот и российские чиновники массово совершили признание в своей нетрадиционной публичной ориентации. При этом, важная новация, некоторые из болтунов вроде бы (!) понесли наказание – в частности, саратовский министр труда, занятости и миграции Соколова и директор департамента молодежной политики Свердловской области Глацких.
В чем причина такой внезапной и широкомасштабной откровенности? На мой взгляд, причины две, они где-то противоположны, но одновременно взаимоувязаны.
Первая причина – раньше между властью и нардом существовал некий социальный договор, власть делает вид, что ей не наплевать на граждан, а граждане делают вид, что в это искренне верят. После пенсионной реформы договор де-факто разорван, верхи уже даже и вида не пытаются делать, что как-то думают о низах. Соответственно, правящее сословие, во всяком случае, его среднее звено, считает возможным открыто говорить все, что думает о податных людишках, маски все равно уже сброшены.
Соответственно, вторая причина – верхи власти и, в частности, тот ее сегмент, который отвечает за социальные технологии и создание нужной картинки в глазах и головах людей, изучает народную реакцию на чиновную откровенность, чтобы понять пределы терпения и наиболее уязвимые точки зомбирования. При этом чиновника уровня регионального министра и депутата можно без ущерба для системы снять (на деле – с хорошим денежным «парашютом» отправить временно отсидеться в кадровом резерве) и показать тем самым «вот, мы же боремся с болтунами-человеконенавистниками»; система же общественно-политических и социально-экономических отношений, которая, в общем-то, совершенно соответствует всем этим откровениям, остается неизменной.
Есть и третья версия – что часть т.н. «элиты» (на самом деле элитности, то есть качественности, у этих людей нет и близко), осознавая неминуемое приближение глубокого внутри- и внешнеполитического кризиса, специально через народное недовольство приближает его еще больше, чтобы сбросить в утиль другую часть и создать иллюзию якобы кардинально новой власти (мы это уже видели на Украине, где все ключевые фигуры порошенковского режима так или иначе были во власти при Януковиче и раньше). Возможно, эта версия даже не противоречит сказанному выше, а органично переплетается: часто две конкурирующие группы делают одно и то же, но с разными целями, или наоборот, одна группа делает что-то с двумя разными целями, какая-то да сыграет.
Отталкиваясь же от второй версии, удобно перейти к следующему феномену и инструменту нынешней системы – информационно-пропагандистскому направлению, которое уместно назвать дезинформационно-пропагандистским. Даже в состоянии крайней социальной пассивности и атомизации русский народ имеет определенные пределы терпения, особенно по вопросам, касающимся материального благосостояния, и когда эти пределы достигаются либо становятся еще не сбывшейся, но ощутимой опасностью, власть включает (дез)информационное облучение, которое и так активно круглые сутки, на запредельную мощность.
Нынешний российский режим и его деятелей часто сравнивают с III Рейхом и его лидерами, что, учитывая несопоставимость идейности, политического таланта и отношения хотя бы к своему народу, выглядит не совсем заслуженным комплиментом. Однако в одном эти очень разные режимы схожи – как раз в части информации и пропаганды. Нацистам удалось достичь на этом поприще огромных успехов. Заверения, что очередное отступление – это на самом деле «выравнивание линии фронта», у вермахта вот-вот появится всесокрушающее супероружие, а СССР, Англия и США тоже «вот-вот» поссорятся, работали до тех пор, пока фронт не выровнялся до Берлина, супероружие так и не появилось, а союзники - не поссорились.
Когда современная российская дезинформация и пропаганда разрушатся от столкновения с суровой реальностью, пока неясно. Но в некоторых аспектах отечественные мастера этого жанра уже превзошли Геббельса и компанию. Им удалось создать картину мира, не просто плохо корреспондирующую с истинной, а прямо ей противоположную. Так, в этой картине мира российская внешняя политика, капитулянтская, униженная, постоянно отступающая на всех фронтах, включая спорт и культуру, бесконечно расшаркивающаяся под оплеухами «уважаемых западных партнеров» и столь же бесконечно выражающая «глубокие озабоченности» и «надежды на изменение к лучшему» по отношению к киевскому режиму и его политике геноцида Донбасса, этноцида русских Украины и репрессий против инакомыслящих – в общем, весь этот невиданный стыд и позор не без успеха подается как апофеоз великодержавности и геополитического могущества. Слаженное, мощное, эффективное и агрессивное давление Запада трактуется как… признак его, Запада, слабости (!), а уступки и отказ от противодействия такому давлению – как свидетельство российского могущества и великодушия (!!).
В некотором роде ситуация с внешней политикой и ее освещением для внутренней аудитории стала хуже, чем при одиозном А.Козыреве. Тогда, по крайней мере, Козырев не скрывал, что является однозначным компрадором, западником и сторонником встраивания России в американоцентричное мироустройство на правах бессловесного подмастерья и вассала. Сейчас же совершенно аналогичная позднегорбачевской и раннеельцинской внешняя политика, пожалуй, что и еще больше деградировавшая, сопровождается перед собственными гражданами грозным надуванием щек и рассуждениями о вставании с колен. К счастью, в разных юмористических шоу и цехах по производству демотиваторов и карикатур хотя бы перестали лепить образ Лаврова-триумфатора, подмявшего под себя весь мир и водящего за нос незадачливых западных министров и госсекретарей. При этом лепить из вульгарной и откровенно неумной М. Захаровой аналогичную ее шефу покорительницу Запада наши СМИ пока не бросили, и почти каждый день цитируют ее якобы меткие и остроумные посты с личной страницы в Facebook, почему-то рассматриваемой как официальный источник МИД.
Вообще, Крым, Украина и Донбасс стали если не пиком, то выдающимся образцом искусства российской пропаганды. Еще в конце ноября 2013-го один из наиболее статусных пропагандистов, В.Р. Соловьев, на своем творческом вечере едко высмеивал возможность возвращения Крыма в русскую гавань и ехидно интересовался у женщины, задавшей ему этот вопрос, сколько русской крови ради Крыма она готова пролить. Всего через три с небольшим месяцем Соловьев и иже с ним дружно стали воспевать русскость Крыма и гениальность решения о его возвращении. Потом еще в течение пары месяцев, пока была велика вероятность повторения крымского сценария в Новороссии, а Кремль еще окончательно не принял решения на сей счет, о Новороссии пропаганда говорила почти с той же теплотой и вовлеченностью, с какой раньше говорила о Крыме. Затем линия резко поменялась, и аудитории стали внушать (и успешно внушили) тезисы «Крым и Донбасс – разные истории», «Крым имел право на выход из состава Украины, Донбасс – нет», «секретные соцопросы показали, что народ в Крыму был за возвращение, а в Донбассе колебался», «в Донбассе ленивые хохлы-хатаскрайники», «донбасские шахтеры не воюют, а ждут, что Россия все сама за них сделает» и, наконец, сакраментальные жемчужины – «Донбассу никто ничего не обещал» (автор – все тот же Соловьев) и «нам нужна вся Украина». Из всех преступлений постсоветской российской власти и ее информационно-пропагандистской обслуги это, безусловно, относится к числу самых тяжких. То, что пропагандисты не принимают политических решений, а всего лишь транслируют их в нужном ключе, не может считаться оправданием – и хочется надеяться, что в будущей России авторы «невоюющих шахтеров» и «ленивых хатаскрайников» столкнутся с запретом на профессию, если не через прямой государственный запрет, то через общественный бойкот и вытеснение в маргинальную нишу.
Еще один заслуживающий внимание информационно-пропагандистский прием – при обострении тех или иных проблем создавать не их картину, частично или полностью противоположную реальности, а вообще фальшивую альтернативную повестку, на то или иное время отвлекающую внимание публики. Я назвал бы этот прием «эффектом шота» - как известно, этим словом, в переводе с английского значащим «выстрел», в питейных заведениях обозначают небольшую рюмку алкоголя, которую выпиваешь залпом.
Яркий пример информационного «шота» из числа недавних – так называемое «дело Паниной». В середине лета страна неделю с лишним обсуждала не идущую полным ходом подготовку к пенсионной реформе, а некую импульсивную и не очень умную сотрудницу PR-отдела сети магазинов «Леруа Мерлен», в запале спора в соцсетях сказавшую несколько русофобских и социал-расистских фраз, того же, кстати, свойства и рода, что регулярно произносят или подразумевают высокопоставленные лица системы и все те же госпропагандисты. В раздувание темы активнейшим образом включились официозные СМИ, включая телеканалы, а некоторые участники кампании (например, считающийся светочем национал-консервативной мысли публицист, одновременно не без корыстного умысла расхваливавший пенсионную реформу) всячески давали понять, что священной борьбой с сотрудницей «Леруа Мерлен» они не помогают системе, а наоборот, расшатывают ее устои и подвергаются за это гонениям.
Особенно же российскому информационно-пропагандистскому сегменту и дающим ему задания политтехнологам удаются медийные провокации на церковно-религиозную тему (например, передача Исаакиевского собора РПЦ) и тему исторической памяти (установка и неустановка памятников и мемориальных досок представителям «красного» и «белого» лагерей Гражданской войны, переименование улиц и населенных пунктов, да и недавняя эпопея с именами для аэропортов во многом была именно про это). Здесь можно, и получается, не только отвлечь общество от насущных проблем, но и еще больше разодрать его, давя на больные точки, связанные с идентичностью и мировоззрением.
Еще раз отметим – российское положение дел отнюдь не уникально. Оно вписано в общемировой контекст, ведь на благословенном Западе тоже есть и потеря ответственности власти за свои действия, и зомбирование населения вкупе с вовлечением в политтехнологические игры, а крайне нужный институт репутации местами имеет последствия, которые немногим лучше его отсутствия у нас. Поэтому проблематично давать советы и выписывать рецепты преодоления феномена, распространенного почти по всему миру, пусть конкретно у нас и принявшего беспрецедентно вопиющие, одновременно изощренные и уродливые формы. Тем более, еще раз уточним, этот феномен существует не сам по себе, а как краеугольный камень нынешней системы, и преодолеть или хотя бы серьезно ограничить, цивилизовать его можно только вместе с преодолением самой системы. Нам остается только лишний раз высветить и на примерах разобрать этот феномен, и посоветовать прилагать максимальную личную активность в его обсуждении, как в политической полемике и общественной дискуссии, так и в бытовой контрпропаганде на уровне родных, близких и знакомых. Сейчас это оптимальный и близкий к максимальному вклад в дело избывания как системы, так и ее конкретных наиболее уродливых проявлений.