Ещё в октябре 2006 года на заседании Ассамблеи народов Казахстана президент Назарбаев заявил о необходимости рассмотреть вопрос о переводе казахского алфавита на латинскую графику, и к июлю 2007-го казахское министерство образования и науки подготовило аналитическую записку, где переход на латиницу обосновывался необходимостью укрепления национального самосознания казахов и смены «советской (колониальной) идентичности, которая во многом ещё доминирует в национальном сознании, на суверенную (казахскую) идентичность».

В декабре 2012 года в послании «Стратегия «Казахстан-2050» Назарбаев вновь поднял эту тему, но уже «ради будущего наших детей», ибо «это создаст условия для нашей интеграции в мир, лучшего изучения нашими детьми английского языка и языка интернета, и самое главное – это даст толчок модернизации казахского языка».

На днях Назарбаев всего лишь подтвердил выбранную дорогу и мотивы выбора – мы никак не можем жаловаться на то, что нас не предупреждали.

Но судя по появившимся «предостережениям», что латиница не поможет суверенности Казахстана и усугубит вторичность казахского языка, в России продолжают понимать Казахстан неправильно. Мы продолжаем понимать его на уровне 1926 года, когда прошёл Первый всесоюзный тюркологический съезд, рекомендовавший Казахстану латиницу и всерьёз даже не обсуждавший кириллицу – на том замечательном основании, что она «исторически связана с русификаторской и миссионерской политикой при царизме».

Россия продолжает пугать Казахстан тем, что он станет менее казахским и более зависимым от «миссионерских» поползновений Запада – не понимая (или сознательно игнорируя), что с точки зрения казахской власти это повод вовсе не для испуга, а для надежды.

Наши эксперты и политики положили столько усилий, всемерно уверяя Казахстан, что мы не посягаем на его казахскую самостоятельность, на его национальную уникальность… Для чего мы это делали? Самостоятельность обыкновенно интересует людей гораздо меньше, чем возможность заявить о своей лояльности сильному (в случае латиницы это и Запад, и Турция, и Китай с его пиньинем), а национальная уникальность является предметом торга.

С точки зрения казахов не может быть тактики экономичнее, чем заставлять Россию выказывать уважение и поддержку казахского языка, в то время как от Запада требуется совсем другое – модернизация и интеграция. Если русских непрестанно попрекают тем, что они не хотят учить казахский, чтоб быть «на равных», то американцу о таком никто и не заикнётся. От него требуется не «быть на равных», а напротив – миссионерство.

И с точки зрения казахов это очень практично, но мы-то зачем приняли эту точку зрения?

Готовя эту статью, я прочла книги и статьи работников ведущих российских вузов (СПбГУ, ВШЭ), посвящённые российской языковой политике – в том числе в Казахстане. Российская языковая политика поистине удивительна. Во-первых, живущих в Казахстане русских последовательно называют «диаспорой». Напомню, что диаспора – часть народа, проживающая вне страны своего происхождения. В случае Казахстана, огромная часть территории которого была прирезана от русских земель, именование русских «диаспорой» является, по сути, узаконенным издевательством.

Нет, русские в Казахстане по происхождению не диаспора, а, как минимум, такой же равноправный народ, как казахи. Но если сказать это «А», то придётся ведь говорить и «Б». Придётся оспаривать идею унитарного Казахстана, придётся бороться за последовательно искореняемые там русские топонимы, придётся отбросить риторику «русского колониализма» - всё, что так привычно, так удобно. Придётся заниматься тем, что охотно приносится в жертву ради краткосрочного политического и торгового партнёрства, в то время как уже о среднесрочной перспективе никто не думает.

Когда читаешь российских экспертов по языковой политике, чаще всего невозможно понять, что читаешь российского эксперта. «Доминирование русского языка и русской культуры являлось препятствием для формирования казахской национальной идентичности» - разве это не мог бы написать эксперт-казах? Или вот: «Главная проблема языковой ситуации в Казахстане заключалась в обратном соотношении между этническим составом и языковыми компетенциями: казахи составляли этническое большинство, а языковое большинство было русскоязычным». А как вам «желание казахских элит очистить родной язык от чуждых элементов»?

Сегодня мы точно знаем, что если «казахские элиты» хотят очистить казахский язык от русского – это вовсе не значит, что они хотят очистить его «от чуждых элементов» - не от тех, что пишутся на латинице. Но по этому поводу не могло быть никаких сомнений, как минимум, с 2012 года. Однако это мы – наши же эксперты – пишем о русском языке не как о факторе своей силы и своего права – а как о «проблеме» Казахстана, которую ему требуется «решать». Не беспокойтесь, господа российские эксперты, он решит эту «проблему», хотя ваша участливость, несомненно, облегчит ему решение.

В то же время нам очень хочется иметь в Казахстане «мягкую силу». Почему? Ну, вот принято считать, что у любой уважающей себя державы мягкая сила должна быть. К тому же мягкой силой удобно оправдывать собственное профессиональное существование. «Вот я занимаюсь Казахстаном». С какой целью? «Мягкая сила».

Но что такое мягкая сила? Написание на русском языке статей на тему «казахи всегда гордились своей толерантностью», «Казахстан защищает свои национальные интересы» и «русские не хотят интегрироваться в казахскую нацию»? Или, может быть, показатель мягкой силы – это количество изданий на русском языке? Поезжайте на Украину, там до сих пор большое количество изданий на русском языке. Но что они пишут?

Правда в том, что российскую сторону не интересует, что они пишут, российская сторона удовлетворяется тем, что они на русском языке. А вот государство, где эти СМИ выходят, - очень интересует, и мало-мальски пророссийские СМИ с несказанной лёгкостью могут быть закрыты. И когда они будут закрыты, никто в России даже не встрепенётся. Даже в собственной стране, если нам велят, мы будем писать сперва вместо «Верный» - «Алма-Ата», а потом и «Алматы». Если это сила, то очень мягонькая.

На что мы можем надеяться?

На то, что национальное бытие – не статика, а динамика. В 1926-27 годах, по воспоминаниям Вячеслава Молотова, «казахи, их верхушка, дрались за Ташкент, хотели, чтобы он был их столицей. Сталин посмотрел границы и сказал: Ташкент – узбекам, а Верный, Алма-Ата – казахам». Вскоре после того, как было объявлено, что кириллический алфавит – это русский империализм и его всё равно не примут, советская власть утратила иллюзии относительно мировой революции, и вся казахская культура XX века записана кириллицей.

После развала Советского Союза нашим ресурсом в Казахстане была не только «русская диаспора», но и этнически-казахское городское население, наполовину или даже полностью ассимилированное. То, что мы его прохлопали, - не фатальная неизбежность, не результат какого-то невероятно мощного и возвышенного казахского нациестроительства, а закономерное следствие отсутствия нашего целеполагания. Соответственно, теоретически это обратимо. Но зачем?

И когда «московский философ» пишет в российской газете: «Далеко не факт, что российская литературная карьера будет значить больше, чем эстонская… Начинающий российский автор, свободный от пропаганды, учит английский и мечтает о славе Набокова» - что мы ему ответим? «Правильно, парень, пора модернизироваться и интегрироваться»? Или?..